И ещё два года прошло. Просперо, по слухам, совсем спился, и из дворца не выходил, но что удивительно, на выборах снова его в президенты избрали, а не Тибула, вот девакцы! Звяга со всеми разругался, решил покончить счёты с жизнью и прыгнул откуда-то с крыши, но только ноги обломал. И теперь безногий просит милостыню возле дворца, а пособие по инвалидности от президента не принимает! Тибул в опале, а ушастый с потрохами продался Просперо, и за отдохновином ему бегает и в рот смотрит. И вообще какие-то новые люди к власти подбираются. – Это всё Пупс на хвосте принёс.
– Ну и хорэ, посидел, подождал братца, – хлопнул Ангор страусиной лапою. – Хорэ, я говорю, мать, пора действовать!
Они сидели в сторожке у Жердя. Хижина стояла на подъёме из долины – с другой стороны от Океана – и тут уже не было вечного лета. Проливной осенний дождь бил в окна, и ветер плевал в них багряными и жёлтыми листьями. Мать раскидывала карты за круглым столом, карлик с Жердём разбирали в прихожей сегодняшние охотничьи трофеи, жена Жердя собирала ужинать. Ангор в старом красном балахоне, который он теперь носил вместо халата, сидел в кресле возле пылающего камина.
– Да! – повторил он, – мне тридцать лет, пора действовать!
И тут дверь распахнулась. Встревоженный карлик и невозмутимый Жердь пропустили в комнату постаревшего небритого вымокшего канатоходца, давно забывшего, как ходить по канату.
– Чаша переполнена. Рубикон перейдён, – сказал Тибул и рухнул на старый ковёр
«Мог бы пооригинальней как-то», – подумал Ангор.
– Сыночек, сыночек! – заверещала Метью и бросилась к лежащему.
Жена Жердя передала баночку с нашатырём карлику, и тот поднёс её к носу товарища Исидора.
Товарищ Исидор вздрогнул и резко поднял голову.
– Ничего страшного, похоже, голодный обморок, – сказал Жердь.
«Второе лицо в государстве, какое убожество!», – с презрением подумал Ангор, окончательно решив не вставать навстречу брату. Он сидел и упорно смотрел на огонь, только левый глаз был чуть скошен в сторону и левая бровь чуть подрагивала. Жердь и карлик сняли с Тибула грязную мокрую одежду и одели в жердёвские полосатые штаны и рубаху и он стал похож на арестованного, посадили в кресло, наискосок от Ангора и дали в руки горячее питьё.
– Середневековые рыцари на подступах ко дворцу! – сказал он, сделав глоток.
Вдруг страшный удар грома раздался, и молния озарила присутствующих, ливень зашумел сильнее. И тут же вошёл Жердь с человеком, одетым в чёрную форму гвардейца.
Человек был мокр, грязен и крайне измучен.
– Ваше народничество, – сказал гвардеец, обратившись к Тибулу. – Его всенародничество президент передал ключи от Деваки главному рыцарю.
– Как, без боя?! – взревело его народничество.
– Он сказал: «Пусть берёт. Может, ему нужнее».
– Вы слыхали?! Нет, вы слыхали?! – завизжал Тибул и худенькое тело зашлось то ли от хохота, то ли от кашля. – Покормите его. И меня заодно. – Гонца повели на кухню. – Когда сдали дворец? – крикнул Исидор в дверь.
– Сразу, как вы уехали.
Кресло с Тибулом пододвинули к столу, и он с отменным аппетитом принялся уписывать жаренную на вертеле кабанью ногу.
– Значит, – чав-чав, – два дня назад, – хрум-хрум. Всё: Девака у оккупантов, – сказал он непосредственно Ангору, пристально смотрящему в камин.
– Что, этот кузнец совсем больной? – постукала себя по лбу Метью, с тревогой глядя на братьев.
– Нет, просто он очень добрый, невозможно, возмутительно добрый, – заорал Тибул, будто ему сыпанули солью на открытую рану. Ангор молчал.
– Что же ты молчишь, Ангорчик, скажи что-нибудь, – робко попросила Метью.
Ангор повернулся к столу и в упор посмотрел на хрустящего поджаренной корочкой брата.
– Кстати, я ведь тоже сегодня не обедал, – сказал он и кивнул карлику. Тот бросился со всех ног и налил из графина и ему и Тибулу. И убежал за мясом.
– Выпьем за встречу, брат. Не прошло и пяти лет. – Они чокнулись и выпили. – Удивляюсь я, брат, – продолжил Ангор, отломив кусочек лаваша и катая его пальцами, – удивляюсь доверчивости нашего многострадального народа. Он выбрал вас, чтоб вы его защищали, а вы? Кузнец тут же выдал его захватчикам, а канатоходец схилял в безопасную Золотую долину, чтоб плакаться женщинам и опальным палачам. Мать, – он вдруг резко вскочил, переменив тон с вкрадчивого на откровенно раздражительный, – я понимаю, что и ты, и может быть он, чего-то от меня ждёте, но я не понимаю, чего, и почему от меня!
И Ангор нервно зашагал по оставшейся свободной полоске между камином и дверью, едва не сбив вошедшего с мясом карлика.
– Ты, брат, спас мне жизнь. Ведь это ты спас мне жизнь?
Тибул неопределённо пожал плечами, карлик кивнул, Ангор усмехнулся:
– Но я тебя об этом не просил, и потому должником твоим себя не считаю. Ты запер меня в золотую, или не очень золотую, – указал он на комнату, – клетку, наверное, не из одного братолюбия, наверное, у тебя, как у государственного деятеля, – он сказал это без тени улыбки, – были какие-то планы относительно меня. Посвяти ж меня в них. – Он сделал паузу и остановился.