Ключ разумения

Их почему-то не казнили утром, и они ожидали мучительной смерти каждую ночь и день. И так две недели – о, как это жутко! И за это время она несколько раз пыталась окольными и совсем дальними тропами подвести Гистриона к тому, что она Кэт, и что он должен её поцеловать, но каждый раз ей становилось плохо, и из угла раздавался, слышимый только ею, хохот колдуна. Однажды она не выдержала:

– Поцелуй меня, – попросила она каким-то не своим, кукольным голосом. Гистрион шутливо чмокнул воздух. Она позабыла, что он должен поцеловать ИСКРЕННЕ, ПОЛЮБЯ её В ОБЛИКЕ МЭГ. Но как могла ему понравиться Мэг?! Какая бы ни была она хорошая внутри, она была слишком, чересчур безобразна внешне, и это решало всё. И она прекратила всякие попытки.

Их продержали в камере-каморке около двух недель, и ни разу не пытали. Здоровяк Джем каждый раз, когда приносил им воду и гнилые сухари – а больше их ничем не кормили, – недоумевал, почему они до сих пор живы. Но недоумевал недолго, первые дня четыре, а потом по доносу здоровяка Джима его-таки сожгли, как нарушителя повелений Его Всесвятейшества, что приравнивается к еретичеству. Бедный наивный Джем!

Так вот. Пытать их не пытали. Просто на следующий день по их вселению в камеру, вошёл горбоносый, и, ткнув в Гистриона пальцем, спросил:

– Ты орал в карете, будто ты принц Кеволимский. Это правда?

– Правда, – ответил Гистрион.

– Опиши мне местность, где ты родился, и своих отца и мать.

– Мои мать и отец умерли, зато у меня есть дед и бабка, – начал Гистрион, и вдруг почувствовал, что за приоткрытой дверью находится кто-то помимо охраны, и слушает его очень внимательно. А когда дверь за горбоносым закрылась, кто-то пристально посмотрел на него в дверной глазок.

А до этого:

– А ты кто? – спросил горбоносый Мэг.

– Как кто? – выпалил неожиданно для себя Гистрион. – Это моя сестра!

Мэг и бровью не повела.

– Сестра? – засомневался горбоносый. – Родная?

– Разве не похожи? – мазнул себя по шраму Гистрион и захохотал.

…Вся тюрьма и её двор были просто пропитаны криками несчастных жертв, но наших героев не пытали и больше ни о чём не расспрашивали. И они каждый день и ночь ждали казни.

…И вот однажды ранним утром – ах, как сладко свиристела пташка с красной грудкой! – засовы заскрипели. Их вывели в великий страшный город Пэш. Город, где живут одни палачи со своими семьями. Город пылающих костров, на которых поджариваются еретики, колдуны, ведьмы, чревовещатели, предсказатели судеб человеческих, астрологи и провидцы-прорицатели, виновные в сношениях с сатаной, или невинные, оклеветанные соседями. По праздникам и по будням, каждый день, горели костры, чтобы очищенные огнём грешные души отправлялись не в ад, а на небо. Особо великих преступников сжигали по воскресным и праздничным дням при огромном скоплении зевак из соседних сёл, с утра отторговавших на воскресном базаре. Мэг и Гистрион, не считались особо великими, ведь их вывели во вторник, или в среду, тут они немного сбивались в расчётах.

– Прощай, Мэг! – сказал Гистрион.

– Прощай, Алекс! – ответила Мэг.

И тут случилось чудо. По крайней мере, для Алекса. За воротами, обвитыми вьюном-ползуном с ядовитыми колючками, стояла карета со знакомым с детства гербом: на голубом небе серебряный ключ. Из кареты вышел крепкий старик низенького роста, с льняными кудрями до плеч и моложавым лицом.

«Метьер», – поразило молнией Гистриона. Но при чём здесь Метьер Колобриоль, это был дед, король Кеволима и Прочих Северных земель. Да, при чём здесь девакский лучник?

«Во всяком случае, они почему-то похожи, а я на деда точно не похож!» – отчего-то с раздражением подумал высокий темноволосый Гистрион.

– Сынок, живой! – захватив его в объятья цепкими трепещущими руками, припал к нему дед. Он него пахло какими-то ароматными духами и немного почему-то рыбой. – Поехали, поехали, пока ОН не передумал! – и стал заталкивать внука в карету.

Алекс просто потерял дар речи – так это всё было неожиданно.

– Погоди, а Мэг? – вдруг выдавил он.

– Разве это не ваша дочь? Он утверждал, что это его сестра. Родная, – вдруг возник рядом горбоносый.

– Какая дочь! Какая сестра! – закричал, как на базаре, перепуганный король. Не забудем, что всё происходило на фоне потухающих ночных костров с запахом горелого человечьего мяса. Дед не был трус, его просто тошнило. – Помогите же, увальни! – обратился он к двум своим рыцарям в тяжёлых доспехах. Упирающегося Гистриона затащили в карету.

– А ты пошла, страшило! – рявкнул дед на Мэг, а кучер яростно – вот тут уж страх! – стегнув лошадь, задел по лицу и Мэг, и та, охнув, отскочила в сторону, закрывшись руками. Это наблюдал в окошко принц Алекс. И карета помчалась прочь.

Гистрион сидел, обхватив голову руками.

– Не терзай себя, сынок, – уговаривал его старик. – И поверь, я тоже ничего бы не мог сделать. Еле ноги унесли. Брат суров и непредсказуем, хоть и старше меня всего на два года. Он основал кошмарное жуткое государство. Я тебе никогда не говорил про это, мне было стыдно. И кто она тебе, это чудище?