Ключ разумения

А однажды в пути случилось вот что. Метьер пошёл вглубь леса настрелять к обеду дичи – у него было разрешение охотиться почти на всех землях Середневековья, вот он какой был человек! Жалоб дремал, положив огромные лапа на сани, как бы охраняя гроб, а Гистрион тоже отчалил на охоту, только за хворостом.

И вот, едва Гистрион сделал несколько шагов в сторонку, чтоб поднять кусок рухнувшей берёзы, как услыхал над собою каркающий голос:

– А ты уверр-ен, что в гробу настоящая пр-ринцесса Кэт? Карр-карр!

Он поднял голову и увидел на суку высокого тополя огромного ворона. «Один нос, наверное, килограмма на три!» – подумал Гистрион.

– Уверрен? – снова закаркал ворон. – А вдруг это опять проделки Чалтыка?

Глаза у ворона были, как у человека, возле самого носа, и к тому же косили, видать, от беспрерывного вранья.

– Бррос её, брось, пусть вороны склюют! – заорала невесть откуда появившаяся стая ворон. – Этто всё обман, а не принцесса!!!

– Какой же это обман, – неуверенно сказал Гистрион, – у неё шрамик на запястье и оспинка на лбу.

– Шрамик, ха-ха-ха, – захохотал косой ворон. – Неужели ты думаешь, что Чалтык не в силах шрамик подделать? Слушай, когда ты ездил за лекарем, он подменил Мэг своим новым двойником, и ты поцеловал уже оборротня!

– Бррось её, брось, – опять запричитала вся воздушная цыганская стая. – Дай попировать нашим деткам. Сожрём оборотня за мил-душу, за мил-душу! – цыганили они.

– А чем ты докажешь, ворон, что это не Кэт? – догадался спросить Гистрион.

– Ты чё, прынц? – сказал наглый ворон. – Я и доказывать не буду. Оставайся в дурраках, кар-р, кар-р.

И тут из-за толстой берёзы вышел Метьер с натянутой тетивой.

– Какая жирная птичка, – сказал он незаметно подмигивая Гистриону. – Сами мы воронятину не едим, а вот Жалоб за мил-душу, за мил-душу, – передразнил он воронов, и натянул тетиву. – И не вздумай улетать. Если ты слышал что-нибудь о Метьере Колобриоле, то знаешь, что это совершенно бесполезно.

– Жадоб, они хотят растерзать тело твоей хозяйки, – свою очередь вмешался Гистрион. И началась потеха.

Прыжки волка были красивы и артистичны, будто это не огромная собака, а огромная кошка. Ни одна стрела не попала в него: такими никчёмными стрелками оказались вороны. (Я забыл сообщить, читатель, что Чалтык понаделал людей из настоящих ворон, и вот они теперь стреляли. Костюмы, кстати, на них были, как и положено, охотничьи, а вот головы исключительно вороньи!) Жалоб прыгал, и от стрелков только перья летели!

– Ох, горе-стрелки! – хохотал Колобриоль, попадая в очередную цель. А Гистрион орудовал исключительно топориком. Он хотел сначала попугать, всё-таки это были не совсем настоящие враги, это были правращённые злой человечьей волей птицы. Но одна птичка так клюнула принца в ногу, что он непроизвольно обрушил на неё топор А потом уж вошёл в раж, и закончил, когда вокруг валялись окровавленные вороньи головы и тушки. Вороны, погибнув, приняли опять своё воронье обличье, и на верхушке высокой берёзы появился Чалтык со своей головой старого колдуна, но с вороньим туловищем.

– Пока что ваша взяла, но ещё не вечер, – гаркнул он на весь лес и полетел прочь.

– Нет, так дело не пойдёт, придётся заветную стрелу в ход пустить! – сказал Метьер, достал из колчана тонкую стрелку и поплевал на её кончик. – Единственная. Из заговорённой осины. Специально для нечисти. – И, несмотря на то, что колдун летел быстро, стрела Колобриоля настигла его, вонзилась, и упал на землю колдун, и превратился до конца сам в себя. И разверзлась земля и поглотила его навсегда! Всех она, матушка, принимает: и хороших и плохих, никому от неё отказа нет!

– А теперь, поесть бы не мешало, и Жалоба покормить: как-то ему оборотни не пришлись по вкусу. Я на охоту.

– А я за хворостом…

Со стен замка король-дед, королева-бабка и челядь наблюдали за странной процессией, окружённой множеством народа. Огромная собака, ростом с телка, тянула сани, на которых стоял гроб и сидели спинами друг к другу два человека: молодой с колчаном стрел, и пожилой с седою головой, при бороде, с топором за поясом и в очках на носу.

– Опять принц с молодой женою, – хихикал кому-то на ухо одряхлевший шут Нипищи. Шут Квиллин давно умер, а то бы рыбачок схлопотал от него по уху. За двусмысленность, или кощунство.

Глава двадцать пятая А кто здесь, собственно, принц Кеволимский?

Встречали их не только дед-король и бабка-королева с уже незнакомой новой народившейся челядью. На одном из балкончиков, на королевской, между прочим, половине, стояла толстушка лет тридцати, с огненно-рыжими волосами. «Неужели старики нашли мне невесту?» – недоумевал Гистрион. «Хотя тебе и сорок с лишком, а королева-то не лишком», – наверное, так пропел бы учивший его когда-то игре на лютне покойный Квиллин.

…Внизу на снегу стояли сани, охраняемые Жалобом, челядь смотрела и зыркала из многочисленных окон, бойниц, как-то настороженно, может, вид огромного зверя пугал.