Ключ Сары

После недолгого пребывания в мире моды я согласилась на первую же работу, которую мне предложили. Пришлось переписывать телеграфные сообщения для американского телевидения. Зарплата была не ахти, но мне хватало на оплату жилья в Восемнадцатом округе – комнаты в квартире, которую я делила с парочкой французов-гомосексуалов, Эрве и Кристофом. Они стали мне настоящими друзьями.

Я собиралась на этой неделе поужинать у них на улице Берт, там, где я жила, когда встретила Бертрана. Он редко ходил со мной в гости к бывшим соседям. Иногда я спрашивала себя, почему Эрве и Кристоф ему неинтересны. «Да потому, птичка моя, что твой драгоценный супруг, как и большинство благовоспитанных буржуа в этой стране, предпочитает общество женщин обществу геев!» Так мне сказала в один прекрасный день моя подруга Изабель своим тягучим голосом, в котором всегда проскальзывал легкий лукавый смех. И она была права. Бертран определенно был мужчиной для женщин. «До мозга костей», – добавила бы Чарла.

Эрве и Кристоф по-прежнему жили в квартире, которую мы с ними когда-то делили, только теперь они превратили мою комнату в гардеробную. Кристоф был настоящей жертвой моды, чего и не отрицал. Поужинать у них мне было в радость. На этих вечеринках всегда бывали интересные люди: знаменитая манекенщица, певец, скандальный писатель, сосед-гей, довольно милый канадский журналист или американский (в данном случае я) молодой начинающий издатель… Эрве работал адвокатом в международной компании. Кристоф был музыкантом.

Они мои настоящие друзья и очень мне дороги. В Париже у меня были и другие друзья – выходцы из Америки Холли, Сюзанна и Яна, кого-то из них я встретила благодаря журналу, в котором работала, других – в американской школе, когда развешивала небольшие объявления, ища бебиситтера. Имелось и несколько близких подруг, таких как Изабель, с которой я познакомилась в зале «Плейель», где Зоэ занималась танцами. Но Эрве и Кристоф оставались единственными, кому я могла позвонить в час ночи, когда чувствовала себя несчастной из-за Бертрана. Это они примчались в больницу, когда Зоэ сломала лодыжку, упав со своего самоката. Они никогда не забывали про мой день рождения. Они знали, на какой фильм мне стоит сходить, какой диск купить. Их ужины при свечах всегда были верхом изысканности.

Я прибыла с бутылкой охлажденного шампанского. «Кристоф еще в душе», – сказал мне Эрве, открывая дверь. Усатый стройный сорокалетний брюнет, Эрве был сама милота. Он дымил как паровоз. Никто так и не смог убедить его бросить. В конце концов мы все от него отстали.

– Красивый пиджачок, – заметил он, откладывая сигарету, чтобы открыть шампанское.

Эрве и Кристоф всегда внимательно относились к тому, что я носила, не забывая отметить новые духи, новый макияж, новую стрижку. В их обществе я никогда не чувствовала себя американкой, готовой прилагать сверхчеловеческие усилия, лишь бы соответствовать критериям парижского шика. Я чувствовала себя самой собой. Вот это я и ценила в них более всего.

– Сине-зеленый цвет потрясающе идет к твоим глазам. Где ты его купила?

– В «H&M», на улице Ренн.

– Выглядишь великолепно. Ну, как там дела с новой квартирой? – спросил он, протягивая мне бокал и теплый тост с тарамой.

– Учитывая, сколько всего предстоит сделать, это затянется еще на много месяцев! – вздохнула я.

– Полагаю, твой муж-архитектор весь в предвкушении задуманных перестроек?

Я согласно опустила глаза:

– Ты хочешь сказать, что он неутомим.

– Ага, – заключил Эрве, – значит, с тобой он ведет себя как настоящая заноза в заднице.

– Верно говоришь, – кивнула я, делая глоток шампанского.

Эрве внимательно всмотрелся в меня сквозь свои маленькие очки без оправы. У него были светло-серые глаза и до смешного длинные ресницы.

– Эй, Жужу, – бросил он, – ты уверена, что у тебя все в порядке?

Я, глядя на него, широко улыбнулась:

– Да, Эрве, у меня все отлично.

Это «отлично» было прямо противоположно моему теперешнему состоянию. Все, что я в последнее время узнала об июльских событиях сорок второго года, сделало меня уязвимой, разбередило во мне то, что я всегда замалчивала, и теперь это не отпускало меня и лежало камнем на сердце. Я постоянно ощущала этот груз с того самого времени, как начала изыскания относительно Вель д’Ив.

– Мне кажется, ты не в своей тарелке, – обеспокоенно сказал Эрве. Он присел рядом со мной и положил свою длинную белую ладонь мне на колено.

– Мне знакомо такое твое лицо, Джулия. Ты бываешь такой, когда тебе грустно. А теперь расскажи, что происходит.