Ключ судьбы

Ладно, хорош трепаться. Тот, что общается по ту сторону экрана – явно не она. Да и не понятно, желает ли мне добра, это нечто. Это ещё следует проверить. Мне кажется, здесь можно обойтись простой кодовой командой, без лишних слов и моя жизнь ворвется в новое русло.

– Я – монах.

Ответ был неожиданным:

– Принято!

На этот раз я проснулся не у себя дома. Было очень темно, где-то капала вода и что-то давило в спину, наощупь – это оказался камень. Снаружи послышались какие-то звуки. Недолго думая, я пополз на звук, стараясь, не ударится ни обо что головой. Постепенно глаза привыкли к темноте, и я понял, что нахожусь в пещере. Впереди меня появился свет, и кто-то крикнул:

– Пётр! Пётр! Ты жив?

– Да! – крикнул я в ответ.

– Выходи братка!

– Иду! – с радостью крикнул я, не собираясь более, находится в компании летучих мышей и слизней.

На самом деле, я бы просто не выдержал подобного отшельничества. Снаружи меня ждали два монаха. Они обняли меня и протянули какой-то узелок и сверток. После чего сказали:

– Кончился твой постриг Пётр. Настоятель отрекомендовал тебе, вернутся к мирской жизни. Хватит уже, искупил ты все с полна, десять лет в заточении просидел.

– Хорошо, – ответил я, пытаясь делать вид, что совершенно ничему не удивлен.

– В вещмешке сухари, мёд и вода тебе в дорогу. В свертке тебе передали деньги на билет в город. Поезжай с Богом. Мира тебе брат.

– И вам мира братия! – ответил я.

Меня вновь горячо обняли два незнакомца и вывели на дорогу.

– Ах, как же силен духом Пётр, такое выдержал и совсем не сник! Во славу Божию! – сказал один из них.

Я хотел краем глаза посмотреть на монастырь, из которого вышел или хотя бы оглядеть пещеру своего заточения, но мои друзья-монахи встали у ворот и смотрели мне в след, тем самым провожая. Я помахал им рукой, и они ответили тем же. Один даже кажется, заплакал.

Что ж Пётр, кажется, ты совершенно по-другому представлял себе духовную жизнь. Ни постится, ни молится, не пришлось, один миг и считай святой. Нет, тот, кто планирует все эти события вокруг моего рока, явно хитрец, ни даёт даже шанса на реальные изменения. Или эти изменения все же прошли, а я просто этого не понял?

Я сел в автобус и неожиданно для себя уснул, а через час был в городе. Выходя из автобуса, я вдруг услышал:

– Откуда у нас монахи-то взялись, ближайший монастырь уже лет десять как развален и сожжен.

Удивительное рядом, – подумал я.

Я шёл домой и смотрел по сторонам. Люди провожали меня взглядами, а дети с интересом разглядывали. Какие-то бабушки подходили и целовали мне руки. Потом вдруг подошёл какой-то мужик и смотря под ноги второпях с волнением забубнил:

– Батюшка, помолись за меня. Раб божий Василий. Совсем в своей жизни просвета не вижу. Замучался в край. С работы уволили, дома жена и четверо детей, перебиваюсь, как могу в нищете и тревоге. Помолись за меня, окаянного, а?

– Помолюсь, – ответил я пересохшим ртом.

Мужик принялся целовать мне руки и бить поклоны лбом в землю. Я поклонился ему в ответ и спешно ретировался. Надо снимать все это обличие побыстрее и срочно брить бороду, а то совсем погано на душе становится.

Неожиданно пошёл дождь. Подходя к своему дому, я остановился возле памятного кафе. Да, тут всё начиналось и тут всё закончится. Мне кажется, это кафе меня ещё переживет. И тут в окне мне показалось знакомое лицо.

Ульяна!

Она сидела и с тревогой смотрела на меня. Просто в упор. Не сводя глаз.

Я растерялся, но она сидела совершенно одна и жестом звала к себе.

Вот ещё новости…

Что ж, в этот раз я не услышу звук её каблуков, только шелест своей мокрой рясы и любопытные взгляды сторонних наблюдателей местного кафетерия.

Я подошёл к нашему столику:

– Вы меня звали? – спросил я.

– Конечно, что же вы мокнете, такой сильный дождь. Секунду, я закажу вам горячего чаю.

Нам принесли чай.

Немного подумав, я выложил на стол мёд и сухарики, что отдали мне монахи.

Ульяна улыбнулась.

– Как давно я не ела этих сухариков, они божественны.

– Вы, наверное, ждете здесь кого-то, – спросил я. – А я тут так не вовремя.

– Не беспокойтесь, отец… – тут она посмотрела на меня в ожидании, пока я назову свое имя.

– Зовите меня просто Пётр.

– Ну как же я…

– Просто Пётр.

– Хорошо, – согласилась она неохотно, – Это удивительно, Пётр, поскольку именно Пётр, другой Пётр не явился сегодня ко мне на свидание… Только тот Пётр работает где-то в офисе и судя по всему совсем ненадёжный человек. В любом случае, я очень рада, что моим Пётром сегодня оказались именно вы. Мне с вами есть о чём поговорить.

Ульяна просто сияла.

А я чувствовал себя не в своей тарелке. Сейчас ещё начнем молитвы нараспев петь, а я, кроме «отче наш», ничего не помню. Да и с тем, могу слова попутать.

– Вам знаком вкус церковных сухарей? – начал я входить в образ.

– Для меня это можно сказать вкус детства.

– Вы воспитывались в детском приюте.

– Вы очень прозорливы, батюшка.

– Пётр.

– Да, извините, Пётр.

Надо сваливать. Не потяну я это роль. Не моё это. Да и стремно как-то… Я вообще не понимаю, что я тут делаю. Быть монахом, значит жить в монастыре. А судьба вновь тянет меня в кафе на встречу с Ульяной.