Ключ власти

— Вольно. Что, братец, одолели супостата?.. — Лицо штаб-комиссара было усталым и мрачным. Он тяжело, исподлобья глядел за колючую проволоку, где теснилось испуганное полуслепое стадо дьяволиц.

— Так точно! — бодро козырнул дицер. — Победа, прямо сказать, преогромная!

— Вот только — чья? — задумчиво проговорил Чёрный Барон вполголоса.

— Что-с?..

— Смекни сам, служивый, — продолжал Данкель, наблюдая за пленными. — Они хотели высадиться и выжить — они своего добились, с нашей помощью. Мы их убили меньше половины. Часть умрёт. Часть забрал я. А остальные?.. Где залёг господарь? Сколько с ним заложено бойцов и самок? Надолго ли он притаился? Как древний вождь в погребальном кургане… с той лишь разницей, что однажды он восстанет из недр.

Поодаль похоронные команды начали рыть большие ямы — братскую могилу для красноармейцев и скотомогильник для дьяволов. Земля готова была принять всех без различия.

I. Цель названа

На дирижабле трудно уединиться и остаться незамеченным. По коридорам нет-нет да и пройдёт кто-нибудь, любой силуэт заметен издали… особенно силуэт в юбке. Укрыться в пустой каюте? каждая каюта — чья-нибудь, а вдруг войдёт тот, кто в ней живёт? Спрятаться в подсобном помещении? для этого надо знать их расположение, и нет гарантии, что туда не заглянет такелажник или моторист. К тому же все кладовки — на корме, где обитают нижние чины.

Однако Эрита здраво полагала, что праздношатающихся тут не бывает. Если публика расходится со смотровой площадки, то не затем, чтобы фланировать по коридорам. Вахтенные — на постах по регламенту, подвахтенные — в своих каютах. Остаётся вычислить, в какую сторону уходит меньше всего людей, смешаться с ними, затем приотстать и…

Всегда можно объяснить, зачем и куда ты идёшь. «Хочу поглядеть на стыковочный узел в носу. Это можно?»

Огонёк шёл за ней как игла за магнитом, еле сознавая, куда его несёт. Позади осталась насупленная Лара с прожигающим недобрым взглядом, впереди щёлкала каблучками строгая, неприступная Эрита…

…с которой он целовался под кроватью в коттедже Безуминки, в Бургоне.

А потом на кухне! после того, как она и Лис для маскировки нарядили его девушкой.

И она сидела на его коленях в ракетоплане, когда бежали из Бургона, а он крепко-крепко обнимал её. Так, вместе, и врезались в дирижабль Цереса.

Не говоря уж про ночной полёт в обнимку с ней, который Лара всё никак простить не может.

Она, Эрита, желтоглазая и упоительная, называла его просто «Рин»…

Правда, она же настаивала тогда, на кухне, прежде чем вновь поцеловаться: «Ты никому не расскажешь про нас. Ты всё это забудешь».

Не раз Огонёк представлял себе, мечтал, как он снова встретится с Эри и…

…и что?

Эри даже не улыбнулась ему. Зато улыбнулась кроту Касабури — он старше, он пригож, галантен и похож гривой на восточного вояку. Собака, два хвоста, вот и вся нежность!..

Но ведь ясней ясного было — минувший день не вернёшь. Их обоих закружил вихрь событий — заговор, побег, перестрелка, вновь побег, — где они оказались просто пареньком и девчонкой, которым не на кого больше положиться, кроме себя самих.

Ну, и вот она, долгожданная встреча. Вместо восхищения и всех тех слов, которые он перебирал и складывал в уме, рисуя воображаемое свидание с Эритой — душевная сумятица, раздрай в сердце, тоска.

Вместо парковой аллеи, где они вдвоём — и больше никого! — узкий коридор в утробе дирижабля, ведущий вверх и вперёд, будто на эшафот.

В кабине стыковочного узла они остановились — дальше идти было некуда, тупик. Тут рычаги механизмов, дверь с поперечным засовом на всю ширину и два иллюминатора по сторонам. За синеватыми стёклами внизу плыла далёкая земля. Ни звука вокруг, только еле слышный шелест воздуха по обшивке корабля.

— Кадет, мы должны объясниться — раз и навсегда. — Желтоглазый ангел был суров и твёрд. Сейчас она была не девчонкой, но ан-эредитой из рода Альванов, осиянной молниями, рождённой повелевать, и это чувствовалось в каждом звуке её чистого голоса.

— Да, — потупившись, покаянно кивнул Огонёк.

— Я помню всё, что я раньше сделала и что сказала. Вы тоже помните.

— Да…

— Я велела вам забыть… это невозможно. — Тут её голосок будто бы дрогнул, и Огонёк с надеждой вскинул глаза, но тонкое лицо Эри было бестрепетно. — Но вы должны дать мне клятву о вечном молчании.

То, что она унесёт их общую тайну в могилу, было понятно без слов и клятв. Венценосцы клянутся раз в жизни, вступая на трон, и не человеку, а Богу, стране и народу.

Невозможно описать ту муку, с какой Огонёк доставал Божье Око из-за ворота. Стоит произнести десяток слов — и конец надежде! будто отрезал, отбросил всю прежнюю жизнь, чтобы уйти без оглядки. И больше никогда не сможешь сказать ей, чудесной, даже одно-единственное ласковое слово, которых хотелось сказать миллион…

— Клянусь всевидящим Оком, Громом Господним и Молотом Гнева, что буду вечно молчать о том, что было между нами, — выговорил он, стараясь не запнуться на полуслове.