Ключ власти

Кивитские скулы — семейный признак Динцев. Узкий подбородок, отчего она кажется чуть моложе своих лет. Вроде ничего особенного?..

Но взгляд — со скрытой печалью, отчего так?.. — взгляд пристальный, внимательный и вопросительный.

«Это не простушка. Это потомок двух запретных орденов, наследница двух даров Господних. Зрячий медиум-дальнобойщик — и левитесса?.. Поистине, комендант знал, кого производить в кавалеры. Жаль, сержант Динц не получил посвящения… Твёрдая порода — за десять поколений не рассеялась и не утратила даров».

— Ваш эфирный собеседник… тот, кто предупредил о бедствии — больше не выходил на связь?

— Нет, гере кавалер.

— Где он находился?

— Почти строго на севере… около румба к западу.

— Дистанция?

— Большая! дальше, чем я обычно слышу. Примерно… три тысячи миль.

— То есть он там, куда мы летим… Не западнее? не в Кивите?

— Нет. — Лара помотала головой. — Азимут Кивиты я знаю. Оттуда вещают молитвы, проклятия… Пять или шесть голосов, они слабо доносятся.

— Вот записка. — Карамо быстро писал карандашом на листке дорогой, палевой с узорами, почтовой бумаги. — Как только тот голос появится, запомните направление и бегите в штурманскую рубку, она на нижней палубе. Предъявите записку, вас пропустят. Попросите штурмана наложить луч голоса на карту. Покажете мне.

— Дирижабль на лету рыскает… — замялась Лара.

— Над сушей иначе нельзя, тут ветры меняются, есть восходящие потоки. Когда пойдём над морем, станет спокойней.

— …я могу ошибиться.

— Ан, кто из нас медиум? кто кому должен объяснять, как вводятся поправки?

— А… что ему сказать, если он спросит о…

— Скажите, что прощает только Бог, — жёстко ответствовал Карамо. — Если он хочет быть прощён на земле, пусть живёт с честью или умрёт с честью. И осторожнее с ним — он скверный человек.

Отпустив девицу, кавалер с интересом вскрыл второй конверт, доставленный силачом-корнетом — отчёт Галарди по родословной Динцев.

Статс-секретарь, получив наводку, быстро накопал много любопытного об этой семейке.

Но главная его находка бросилась в глаза с первой страницы, из равнодушных беглых строк: «Отец — Ольдер Динц, кровельщик. Мать — Рутана Динц (в девичестве Эливис)».

Рука с бумагами опустилась на стол, а левая сжалась в кулак. Светлая каюта померкла в глазах Карамо, словно незримый Молот Гнева опустился на него, и душа, выбитая из тела сокрушительным ударом, полетела вниз, в пропасть тёмного царства — туда, где горят неугасимые костры обид, где текут реки слёз, где упрёки и стоны летают как чёрные птицы, не находя приюта и ответа…

«Я молилась святым Ларам, чтобы он родился крепким и здоровым — и назвала в их честь… Посмотри, какой у нас славный мальчишка!»

«Рути, у меня будет время наглядеться на него. Я позабочусь о нём, он ни в чём не будет нуждаться. Но мы не можем быть вместе… Вот деньги. Ты сможешь устроиться, как захочешь».

«Турмо, неужели…»

«Поцелуй его, попрощайся».

«Возьми меня с собой. Я согласна даже…»

«Поторопись. Нас не должны видеть вместе».

«Турмо!»

Дверца хлопнула, кучер взмахнул бичом, лошади рванули. Тёмная, наглухо закрытая карета устремилась в ночной дождь, в бездонные пустые переулки, взметая колёсами брызги из луж. Бежала ли девушка следом — плачущая, промокшая, с кошельком золота в руке, оставленным взамен ребёнка?.. Он слышал удалявшиеся неразборчивые крики, но не посмел сдвинуть шторку заднего оконца, оглянуться.

«Рута! Вот чьи это черты… Рута… Нельзя, нельзя бросать людей — потом они вернутся, даже в другом теле, чтобы напомнить о себе. Как мокрые призраки — они идут следом, догоняют и мстят — все, кого ты забыл и оставил… От них не убежишь. Я должен объясниться?.. Как? „Всё могло быть иначе, но я оставил твою мать — беременную не тобой. У нас ничего общего, кроме моей беды“. И чего мне ждать от той, которая догнала меня?..»

Костюм аэронавта — восхитительный. И мужчине, и женщине впору. Карамо взял для девчонок размеры поменьше — наверно, такие носят юнги или кадеты.

Наряд состоял из просторной куртки и широких штанов, которые можно пристегнуть друг другу и превратить в комбинезон; ещё в комплект входило кепи с наушниками и подбородочным ремешком, перчатки, тельняшка, подштанники и ботинки на каучуковой подошве. Всё матерчатое — нежного серо-голубого цвета. Ткань ласкала руки.

В отдельной укладке прилагалось тёплое бельё, носки, подкладка к куртке, очки-«консервы», маска против обморожения, кожаный пояс, ремни (а зачем эта сбруя?) и застёжки-карабины.