Ключ. Возвращение странницы

– Ты совершенно права – я знаю. Я не должен тебя любить из-за Энни Джойс, которая разыгрывает спектакль, выдавая себя за Анну. Ты это хотела сказать?

– Это из-за Анны… потому что Анна – твоя жена. – На сей раз девушка говорила чуть громче, но губы почти не шевелились.

– Эта женщина не Анна, и она определенно не моя жена! – с холодным раздражением проговорил Филипп. – Неужели ты думаешь, что я бы не разобрался? Невозможно быть женатым в течение года и не узнать свою жену. Мы с Анной знали друг друга очень хорошо. Всякий раз, как мы ссорились, мы узнавали друг друга чуточку лучше. Эта женщина знает меня не лучше, чем я ее. Ничто в нас не отзывается друг другу – она мне абсолютно чужая.

До этого в глазах Линделл стояла лишь тупая боль. Теперь в них что-то промелькнуло – какая-то мысль, какое-то осознание. Но все опять потонуло в боли.

– Ты хочешь быть маленькой мученицей, да? – резко сказал Филипп. – Раз я люблю тебя, значит, Анна жива. Раз Энни Джойс собирается встать между нами, значит, она должна быть Анной. Раз это причиняет чертовскую боль, ты из кожи вон лезешь, чтобы поставить ее между нами. И ты, наверно, думаешь, что я намерен тебя поддерживать. Ну так ничего подобного. – Он протянул руку. – Подойди сюда!

Она медленно двинулась к нему, пока его рука не оказалась у нее на плече.

– Ты думала, я не знаю ход твоих мыслей? Вначале ты была уверена, что она Анна. Затем, когда эта уверенность поколебалась, ты подумала: как это дурно с твоей стороны, что у тебя появились какие-то сомнения. А затем ты пришла к мысли, что эти сомнения у тебя оттого, что ты на самом деле не хочешь, чтобы Анна была жива, и после этого, конечно, ничего не оставалось, как изо всех сил демонстрировать ей и всем остальным, как ты рада. Я не знаю, что ты натворила, но думаю, достаточно. И, надеюсь, ты вынесешь отсюда урок: не надо пытаться ничего скрывать, потому что лгать ты не умеешь, я всегда сумею вывести тебя на чистую воду. – Он притянул ее к себе и обнял за плечи.

– Я сделала что-то не так?

– Думаю, да.

– Прости… я не хотела.

– Дитя мое, путь в ад вымощен благими намерениями.

– Ты говоришь жестокие вещи.

– Так и было задумано.

– Филипп… какой вред я причинила?

– Это нам еще предстоит выяснить – или qui vivra verra[9], если тебе угодно услышать это по-французски. Вероятно, ты наговорила ей множество вещей, которые ей полагалось бы знать, но она их не знала и не узнала бы, если бы услужливо не подвернулась ты.

– Каких вещей?

– Сведений о семейных делах – впрочем, большую часть она уже слышала от Терезы. Сведений о соседях и прочем окружении – вот где она, вероятнее всего, споткнулась бы, и тут ты пришлась ей как нельзя кстати.

Линделл рванулась в его объятиях.

– Филипп, это несправедливо. Если Анна отсутствовала столько времени, а потом вернулась, разве не естественно было для нее расспрашивать обо всех знакомых – как они, где они и все такое прочее?

– Зависит от того, как это было сказано. Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, как она это выведала. Не сомневаюсь, что это было проделано умно. Она гораздо умнее Анны. Анна вовсе не была умна. Она знала, чего хочет, и, как правило, она это получала – если нет, то происходила ссора. Все совершенно честно и открыто. Ей никогда не приходилось вести себя как-то иначе. В то время как если Энни Джойс хотела добиться своего, ей приходилось действовать тонко. Уверен, у нее была огромная практика. А теперь, надеюсь, ты расскажешь мне, насколько тонко она выведывала о соседях.

Линделл закусила губу.

– Филипп, это отвратительно, когда ты вот так говоришь об этом. Все было совершенно естественно – правда. Она хотела знать, какие из поместий вокруг пустуют. Разве Анне не захотелось бы про это узнать? И кто кого потерял на войне, и кто чем занимается – ведь Анне хотелось бы узнать про все это.

– А потом вы перешли на альбомы с фотографиями?

– Филипп, это тоже было вполне естественно. Она спросила, почему меня не призвали, и я ответила, что была в женской вспомогательной службе ВМС, но заболела и мне дали отпуск по болезни, а она сказала, что ей бы хотелось увидеть мою фотографию в форме, и спросила, увлекается ли тетя Милли по-прежнему фотографией. Я ответила, что да, увлекается, когда удается достать пленку. И… ну ты понимаешь…

Филипп понимал. Сделанного не воротишь. Теперь ничего не попишешь.

Она подняла на него глаза.

– Филипп…

– Что?

– Филипп…

– Что еще ты сделала?

– Ничего. Я хочу сказать: не думай, что я с тобой согласна. По-моему, она не могла бы знать всего того, что знает, не будь она Анной.

Его брови иронически приподнялись.

– Но с другой стороны, ты не имела счастья знать мою кузину Терезу. Та считала своим кровным делом знать все, а ведь Энни Джойс прожила с ней по меньшей мере лет семь.

Линделл покачала головой, будто стряхивала с себя что-то.