Ключ

«Лучше всего было бы сегодня же сказать Семе, что, к большому сожалению, вынужден отказаться от должности его помощника, — думал он, как всегда успокаивая самого себя искусственно-шутливым тоном мысли. — „Григорий Иванович, вы меня не так поняли, я очень сожалею…“ — „Я тоже сожалею, Семен Исидорович, но это неизбежно и я ухожу вовсе не вследствие нашего разговора, а просто, эта работа не по мне“. Тут хорошо было бы сказать, что мне предлагают должность редактора „Вопросов философии и психологии“, или консультанта в Художественном Театре, или что-нибудь еще в таком роде. Да ничего подлецы не предлагают и деться будет некуда, если от Семы уйти… Что это Тамарочка места себе не находит, все по коридору шлепает?.. Да, надо было бы переменить жизнь. По утрам работать, читать, например, диалоги Платона, — греческий язык можно восстановить в памяти. Хотя все забыл, ни черта не помню. Шляпа был наш Дивишек, бапто эбафен.[39] Надо бы подучиться и французскому языку, а то перед Мусей неловко. Фомин нарочно всегда с ней заговаривает по-французски, зная, что я не умею. Взять вечером, вместо карт, какого-нибудь Стендаля и читать со словарем, — в два месяца очень насобачишься… И брюки тоже надо чаще утюжить… Ногти опять заросли, этот особенно… Та полненькая маникюрша была, право, мила. С ней бы поехать куда-нибудь в Италию или на Кавказ, лучше было бы, чем писать эту идиотскую справку для очередного шедевра Семы… Эх, тот том сенатских решений остался у него в кабинете, без него ничего путного все равно не напишу… Собственно, Сема прав, нельзя систематически опаздывать и его подводить. Человек он не плохой, но как он, право, может жить по часам, скука какая! Ведь одним тщеславием живет, чудак, ему и деньги уже девать некуда… — Состояние Кременецкого казалось пределом богатства Григорию Ивановичу: для него и сотни, и даже десятки тысяч были собственно астрономическими числами. — Восьмидесяти рублей жаль, — все тот проклятый Флеш-ройяль подвел. Но счастливее от восьмидесяти рублей я не стал бы. Все равно когда-нибудь помру. Сам Сема и тот помрет со всеми своими деньгами. Некрологи какие шикарные будут в газетах, не то что по мне, грешном. Один Альфред Исаевич в память о ликерах что накатает! Жить бы да жить после таких некрологов, а вот Сема, бедный, и не прочтет. Зато Тамарочка будет над ними заливаться слезами… Вот она опять, неприкаянная… Да, в кармане пустовато, но во вторник можно будет сорвать с Сергеева. Перебьюсь как-нибудь… Самое главное, конечно, связать себя с каким-нибудь большим идейным делом… Надо, наконец, выяснить, могу ли я жить, писать эту справку и играть в покер без ответственного министерства?.. Ответственного перед народом и перед Семой… Как это в самом деле Сема еще не в Думе?.. К эсэрам разве примкнуть? Нет, все помощники присяжных поверенных примыкают к эсэрам. Пусть к ним примыкает Фомин. Он, впрочем, не примкнет, потому дворянство не позволяет, да и сто вторая статья опять же… А, вот и Сема. Ишь ты, какая эффектная клиентка… Кто бы это?»

Семен Исидорович, провожая госпожу Фишер, только бросил недовольный взгляд на своего помощника. Задержавшаяся в дверях Тамара Матвеевна не успела скрыться. Вопреки своему обычаю, Кременецкий познакомил клиентку с женой. Елена Федоровна гордо кивнула головой, — обе дамы, видимо, не знали, что сказать друг другу. Тамара Матвеевна не сразу сообразила, кто эта клиентка и как важен ее визит.

— Разрешите вам представить и одного из моих помощников. Григорий Иванович Никонов… Елена Федоровна Фишер… Позвольте вам помочь, Елена Федоровна… Извозчики стоят справа за углом, всегда найдете.

— Меня ждет автомобиль. Благодарю вас… Так до завтра…

«Елена Фишер! Матушки! — подумал Никонов. — Ай да Сема! Что я говорил?.. Ну, теперь и без Сергеева обойдемся. Дурак я буду, если с Семы сегодня не получу вперед за январь. За декабрь, кажется, все взял? Да, конечно, взял, все сто двадцать пять», — припомнил печально Григорий Иванович.

XXXI

Будильник прозвонил, как ему полагалось, в три четверти восьмого. Это было точно рассчитано на основании многолетнего опыта: если после звонка пролежать в постели еще пять минут, — но ни одной минутой более, — и затем достаточно быстро проделать все, что требовалось, то можно было, не прибегая к извозчику, попасть в училище без опоздания: уроки на старших семестрах начинались без пяти девять.