— Я лично почти уверен… Но, во-первых, это
— То то и есть. Так вот, сначала о вашей внутренней уверенности. Прежде всего, как вы себе представляете самую картину убийства? Мне кое-что в ней неясно.
— Я себе представляю дело так. Фишер приехал туда незадолго до девяти часов вечера. Это точно установлено согласными показаниями… — Николай Петрович взял папку № 16 и перелистал бумаги… — согласными показаниями извозчика Архипенко, которые его туда отвез, и двух служащих гостиницы, — они видели, как он в девятом часу уехал из «Паласа»… Показанием извозчика твердо установлено также и то, что Фишер приехал на квартиру один.
— Это очень существенное обстоятельство.
— Очевидно, у них было условлено, что туда же приедет и Загряцкий. Кто из них приехал раньше, сказать с полной уверенностью не могу, да это и не так важно. Я склонен думать, что раньше приехал Фишер. В своей записке Фишеру Загряцкий обещает быть «там, где всегда» в десять часов. Правда, мы не имеем доказательства, что записка относилась именно к этому вечеру: она числом не помечена, конверт не сохранился, и дня доставки выяснить не удалось. Но записка может свидетельствовать о характере их встреч вообще…
— Виноват, я вас перебью: защита, конечно, скажет, что человек, замышляющий убийство, никогда не пошлет такой записки, — слишком грозная улика.
— Верно. Не всегда, правда, такие записки сохраняются, и, как вы лучше меня знаете, не всегда убийца обо всем подумает, — иначе какое же преступление можно было бы раскрыть? Но я и в самом деле склонен думать, что записка относилась к одной из предыдущих встреч. Встречались они в этой квартире не раз, и Петрова, швейцариха, признала в Загряцком человека, который бывал в доме с Фишером. Он, впрочем, этого и сам не отрицает.
— Но ведь и женщины должны же были явиться?
— Да, конечно. Здесь возможны два предположения. Либо женщин этих по уговору взялся привезти Загряцкий, — тогда он мог сказать Фишеру, что их что-либо задержало, что они приедут позднее. Либо женщин вызывали по телефону, — тогда до телефонного звонка, должно быть, дело не дошло. Очень нетрудно и симулировать телефонный разговор: Загряцкий мог снять трубку и фиктивно пригласить женщин, якобы вызвав нужный номер… Отпечатка пальцев на телефонной трубке не найдено. Первое предположение более правдоподобно. Как бы то ни было, и сыскная полиция с Антиповым, и свидетели по дому твердо стоят на том, что женщин в тот вечер не было, и я всецело к этому мнению присоединяюсь. Не тронута была, как вы знаете, и постель. Разумеется, никакие женщины следствию и не объявлялись.
— Еще бы они объявились! — с удивлением подняв брови, сказал Артамонов. — Кто же станет добровольно ввязываться в такую историю?
— У Антипова в этом мире большие связи, и никто из его осведомителей ему ничего указать не мог. Не удалось установить и личность женщин, которые бывали на квартире прежде. Это одно из слабых мест следствия, все мои усилия ни к чему не привели. И швейцариха, и дворник дома, и Загряцкий утверждают, что женщин вызывал сам Фишер и что они их по именам не знали. Отрицать такую возможность нельзя: может, и не знали. Наш полицейский розыск оказался в этом деле кое в чем не на высоте…
— Ах, да, кстати, — сказал вдруг Артамонов. — Или, вернее, некстати… Вы знаете новость? Федосьев на днях увольняется в отставку.
— Неужели? Об этом, впрочем, говорят давно. Говорили, я помню, еще до убийства Распутина.
— Но теперь, по-видимому, решено окончательно, я в министерстве слышал… Извините, что перебил вас. Итак, дальше, я вас слушаю.
— Остальное ясно. Они остались вдвоем и, в ожидании женщин, решили выпить вина. Загряцкий незаметно всыпал яд. Смерть последовала почти мгновенно… Затем Загряцкий вышел из дому и удалился. В одиннадцатом часу Петрова уже спала, и выйти незаметно было очень легко.
— Это, однако, опять слабое место. Загряцкий вошел в дом — никто его не видел. Вышел из дома — тоже никто не видел. Точно бестелесное существо. Конечно, все это вполне возможно, но наглядности нет, — вы меня понимаете? На Загряцкого прямо ничто не указывает. Ведь могли же бывать на квартире и другие люди.
— Однако, швейцариха видела только его, и сам он не мог назвать никого из других людей, якобы на той квартире бывавших. Это очень неправдоподобно: веселящиеся люди такого сорта обычно знают друг друга. По своей инициативе никто из бывавших там ко мне не зашел.
— Радости от огласки таких похождений мало… А правда, Николай Петрович, пошлите за чаем, я, пожалуй, выпью стаканчик.
— Конечно, выпейте.
Яценко встал и, кликнув сторожа, отдал распоряжение.
— Скорее всего, — сказал он, вернувшись и садясь снова за стол, — скорее всего, никто другой на этой квартире не бывал. Загряцкий был и главным собутыльником Фишера, и поставщиком живого товара… Милые нравы! — с отвращением произнес Николай Петрович.