Ключевой вопрос

– Спасибо за комплимент, буду соответствовать. Я думаю, женский ум отличается от мужского так же, как женская грудь от мужской. В нём больше жизненного, животворящего.

– О-ох-хо-хо! – рассмеялся Дорофеев. – Андрей, ты слышишь? По-моему, наш коллега собирается менять пол и готовит…

– Ничего он не готовит. Просто являет нам с тобой человека с аналитическим складом ума. У него большое будущее.

– Спасибо, Андрей Евгеньевич. Вы нашему коллеге объяснили это в двух словах. А мне пришлось бы потратить часа полтора, не меньше.

– И это, несмотря на аналитический ум?

– Всё, друзья, завершаем встречу.

Они вышли на лестницу. Хмелёв замкнул дверь и сказал, что передаст ключи матери в больницу. Маков поинтересовался, куда они сейчас.

– В отдел. Ты с нами? – спросил Дорофеев.

– Обойдётесь, у меня выходной.

– Да, и блины. Ох, давненько я блинов не кушал.

– Поехали, жена много напекла.

– Спасибо, но придётся в другой раз, – облизнулся Хмелёв и вскочил в машину.

Андрей Евгеньевич сел в свой Фольксваген и вырулил на проспект. Поначалу думал о самоубийце, у которого не сложилась жизнь из-за пагубной страстишки. О его матери, которая на исходе лет лишается последних сил в переживаниях за сына. Ещё слава богу, что у неё дочь и внуки, есть о ком заботиться и любить. Это в случае, если свалившееся горе её саму не загонит в могилу.

Но вот его мысли вернулись к себе, к Женьке и Кате, что росли каждый месяц по сантиметрам и радовали своими безмерными успехами. И тут же в сознании возникало красивое, с недавних пор раздосадованное лицо жены, которое вызывало у него не чувство радости и прочности жизни, как прежде, а скорбь и обиду за её необдуманное поведение. Суть беды в том, что у Марины, как ему казалось, возник так называемый служебный роман, который и привёл в смятение чувства обоих… Летом, в разгар проклятой ковидной пандемии, когда в городе ежедневно тысячи людей заболевали этой заразой, мать Марины – Анастасия Ильинична, которая не так давно похоронила мужа и жила одна, предложила привезти ей в Новосибирск Женьку и Катю. Она ужасно соскучилась по внукам и желала заполучить их на непродолжительное время. Так и сделали. Марина в начале августа полетела с детьми на родину, оставила их там до сентября и вернулась. Но до сентября не получилось – бабушка сама тяжело заболела. Передала внуков дальней родственнице и позвонила в Петербург: срочно забирайте.

В то же утро Марина и Андрей решили, что полетит Андрей. Без проблем купили электронные билеты с маршрутными квитанциями туда и обратно. Она поехала на работу и, созвонившись, встретились в аэропорту. Андрей направлялся к входу в аэропорт, когда рядом с ним затормозила Тойота, и он увидел в ней Марину. Она и водитель вышли из машины, и Марина представила его:

– Мой сотрудник Артём Григорьевич Воробьёв. Узнав, что я тороплюсь в аэропорт, вызвался отвезти. Без всяких метро и автобусов, за что ему большое спасибо.

Это был смуглый невысокий парень лет тридцати пяти, в белых кроссовках, узких джинсовых брючках, рубашке в разноцветную клетку и светлой ветровке с множеством карманов на молниях. Его не стриженные много месяцев, а может, и лет, тёмные, крашенные «под каштан», волосы забраны в массивную кичку на макушке, похожую на вторую, только маленькую, голову. Большие серые глаза смотрят внимательно и как будто ждут какого-то приказа.

После регистрации на рейс они остановились, чтобы попрощаться, и к ним подошёл сосед Андрея и Марины по этажу – розоволицый, упитанный Павел Сысоев. Он работал в мясном отделе ближнего к ним магазина «Лента», и они не только часто видели его за прилавком, но и покупали курицу и мясное филе. Поинтересовался, кто и куда летит, полюбовался кичкой Воробьёва и сказал, что он и сам только что проводил отца в командировку. И предложил Марине подбросить её домой – он тут на машине. Марина поблагодарила и отказалась – ей необходимо вернуться на работу.

Попрощались. Андрей улетел. Через день вечером вернулся с детьми. В аэропорту взяли такси и покатили домой. А когда вышли из машины, встретили Сысоева. Увидев Андрея Евгеньевича, тот отозвал его в сторонку и по-дружески сказал:

– Я вот кумекаю, говорить тебе такое щекотливое дело или нет, но всё-таки надумал сказать. Вчера утром, сидя в машине и ожидая дочку, чтобы самому отвезти её на спорт, увидел, как из нашего подъезда вышла твоя жена и этот, с кичкой.

– Т-ты не ошибся?

– Нет, Андрюша. У меня есть все основания так говорить. Их ни с кем не спутать. Кому другому я бы не сказал. А говорю тебе, так как давно уважаю.

– Сможешь подтвердить, если придётся?

– Безупречно. Из уважения к тебе. И что ты с ней теперь сделаешь?

– При чём тут она? Тут не она, тут судьба виновата.

– Чья судьба?

– Моя, конечно. С ней и буду разбираться.

– Ну-ну, конечно. Если она позволит. Интересно ты устроен.

– Ладно. Дети ждут.

Андрей Евгеньевич посмотрел на Катю и Женьку, и пошатнулся от неприятности, которую услышал от Сысоева.

– Па, идём! – позвала Катя и первая направилась к подъезду.