Ключи и замки

Моя голова была заполнена туманом, а тело какой-то горячей болью, поэтому мыслей почти не было. Вообще, я не припомню, чтобы когда-нибудь болела, поэтому теперешнее состояние было для меня непривычным, непонятным. Я больше чувствовала аромат шиповника, чем видела его, как и садовника, или одного из его помощников, что ухаживали за огромным садом каждый день. В помощь всем многочисленным рабам была армия роботов, но они не могли задумать и сделать сад великолепным и прекрасным, живым, неотразимым. Планировки, которые осуществляли компьютеры, как и планировки зданий, улиц, оказывались правильными, но не такими совершенными, как это делал человек. Как и проектирование строительство сложных механизмов, всё это делали люди, проверяли их вычисления машины, но творческая составляющая принадлежала только людям.

Напрямую компьютеры использовали для создания интерактивных музеев, из-за того, что почти все произведения живописи были утеряны, и оставались только в виде электронных копий, теперь можно было лицезреть их в виде голограмм в любое время и в любой точке мира абсолютно бесплатно. Так мы со Славой изучали историю искусств, ему было скучно, а я наслаждалась, запоминая всё на ходу, ему же приходилось повторять, сердясь на «все эти Возрождения». Зато в истории ему не было равных, что странно сочеталось в нем и с любовью к точным наукам. А вот естествознание вызывало в нем странное отвращение. Я даже спросила, почему он не любит биологию. И он ответил:

– Это лишний раз напоминает мне, что я такое же животное, как какая-нибудь гидра.

– Ты не гидра… – улыбнулась я,

– Какая разница, ну, голая противная обезьяна, – поморщился Всеслав.

– С таким же успехом ты можешь считать себя роботом.

– Ну уж… – усмехнулся Слава, взглянув на маленьких и юрких роботов, ползавших по полу вдоль коридора, вылизывая идеальный паркет, в этом, жилом крыле, в нижнем полы были каменными из мрамора и яшмы.

– Вот и «ну уж», – усмехнулась я. – Человек не животное, не робот.

– А что же? Или кто?

Я пожала плечами.

– Узнаем, наверное.

– Созданный по Образу и Подобию?

Я улыбнулась:

– Я надеюсь.

А сейчас, через полусомкнутые ресницы я смотрела, как молодой раб, помощник садовника, выравнивает кусты шиповника. Он был приятной наружности, русоволосый, светлокожий, когда он обернулся, оказалось, что у него голубые глаза и вообще, приятное скуластое лицо, а волосы красиво блестели в солнечных бликах, как дорогой шёлк.

– Погоди, не трогай… – проговорила я, и поняла, что мой голос почти не слышен.

Но он услышал и обернулся и даже подошёл ко мне.

– Вы что-то сказали, маленькая госпожа?

– Да, сказала, не трогай вот тот цветок.

– Я не могу его не тронуть, госпожа Ли, мне приказано сделать кусты идеальными.

Я посмотрела в его очень светлые и прозрачные, как вода в роднике, который течёт в глубине сада, голубые глаза и спросила:

– Как тебя зовут?

– Серафим, госпожа Ли.

– Не трогай этот цветок, Серафим.

– Тогда меня накажут, вы же знаете, госпожа Ли, – просительно проговорил он. – Кусты должны быть идеальными.

– Накажут? Это как? – удивилась я. Нас со Славой наказывали довольно часто, но мы были дети, но я не подозревала, что взрослых тоже как-то могут наказывать. При мне о наказаниях для рабов никогда не было речи.

Но красивый светлолицый Серафим улыбнулся на мои слова немного снисходительно, срезал цветок и подошёл с ним ко мне.

– Вдохните, маленькая госпожа, это замечательный аромат. Может быть, лучший в мире. Это шиповник.

– Я знаю, – сказала я, удивляясь.

А он снова улыбнулся:

– Вдохните, не думая, а только чувствуя. Это аромат весны, тепла и солнца. Лучше закрыть глаза.

Я удивилась, до сих пор ни один раб не только не смел так вольно говорить со мной, но даже смотреть мне в лицо, а этот не только смотрел и протягивал мне большую распущенную розу, но и улыбался, как равный. Да ещё и учил нюхать розы, будто я не умею этого делать. Меня даже кольнула мысль, а что если он посмел так со мной обращаться потому, что знает, что я не родная внучка хозяйки. Но если он это знает, знали бы и другие и тоже вели бы себя со мной иначе, а ничего подобного я не наблюдала.

Но я не стала сопротивляться предложению этого странного раба, я была не в силах на это, да и ничего плохого он не предлагал сделать, так что я послушалась и, взяв розу из его руки, поднесла к лицу, закрыв глаза. С этой минуты я навсегда запомнила этот чудесный аромат, который ни с чем нельзя перепутать. И он вошёл в моё сознание навсегда как аромат тепла, солнца, разбуженной земли и улыбки…

Не в силах не улыбаться, я откинулась головой на подушки в изголовье, потому что шея отказывалась держать тяжелеющую голову.

– Вам нехорошо, маленькая госпожа? – услышала я голос Серафима, прозвучавший, как сквозь толстую зимнюю шапку. Вообще-то все голоса в последние недели слышались мне таким образом, странно, что перед этим голос Серафима звучал так ясно.