Ключи и замки

– Пока, я повторяю, пока слушай меня. Потом сам будешь знать, что тебе нужно делать. Всё, ступай, свободен, не мешай мне, – бабушка успокоено махнула рукой, в нетерпении прогоняя меня. Вспыхнувший экран компьютера осветил ее лицо голубоватым светом, всё, моё время исчерпано. Я должен стать таким же…

Я вышел в коридор как робот, не думая и не чувствуя ничего. Ко мне подошёл кто-то из рабов, я даже не узнал, кто именно, и сказал, что мои вещи упакованы и мобиль меня ждёт у крыльца. То есть, я должен уехать немедленно. Немедленно…

У меня в голове сгустился странный липкий туман, в котором мысли не шевелились и даже не плавали, а слиплись в плотный клубок. Уехать сейчас. А Ли нет дома, я знаю, потому что она с утра говорила, что поедет с Кики выбирать школьную форму на будущий год. Я ещё спорил, что рано, что ещё полтора месяца лета…

– Госпожа Ли вернулась? – спросил я.

– Нет ещё, господин, – ответил раб.

Конечно, нет, пока они доехали, пока будут болтаться, Ли, как все девчонки, обожает наряжаться, вечером только возвратятся. Когда я буду уже… господи, где? Нет, это невозможно, этого просто не может быть, чтобы я уехал сейчас Бог знает куда. Невозможно. Невозможно!..

…Но оказалось, что возможно. Возможно. Возможно остаться без Всеслава, я осталась. Я тоже не предполагала, что такое возможно, что это вообще может быть. Он оставил записку мне, её тайно отдал мне один из рабов.

«Ли, я не смог даже дождаться твоего возвращения, бабушка настаивала, чтобы я уехал немедленно. Меня отправили в училище в Оссенхоф, почему и зачем именно сейчас ни днём, ни даже часом позже, я не понимаю, но я вынужден подчиниться. Если бы ты смогла приехать в этот проклятый Оссенхоф тайно от бабушки, мы бы встретились. Пожалуйста, Ли, приезжай, я просто не выдержу там без тебя. Я нигде не выдержу без тебя».

Вот такая записка. Он не выдержит… Будто я выдержу…

Мне хотелось плакать, и я плакала. Я плакала несколько дней, прячась в своих комнатах, или в саду. Там меня снова находил и успокаивал Серафим, сидел со мной подолгу.

– Серафим, как мне поехать в Оссенхоф? – спросила я его, наконец.

– Это триста километров, неблизко.

– Я знаю, посмотрела уже, – сказала я.

– Погоди с этим, Ли. Сейчас тебя никуда не отпустят, а Всеслава могут заслать еще дальше, по крайней мере, такой разговор я сам слышал, ваша бабка разговаривала с директором этого училища, Всеслав артачится там и порывается бежать, его вот-вот лишат свободы передвижения, там и так достаточно строго, всё же военное училище. Если он не перестанет показывать там свой норов, его отправят на Запад или Юг, а это другой конец планеты, а уж если ты предпримешь это безрассудное путешествие, то этой высылки не избежать, тогда вы и, правда, увидитесь нескоро.

– Что же делать, Серафим? – я посмотрела на него, вытирая слёзы, которые лились и лились мне на щёки, а мои глаза уже не помнили, когда не плакали.

– Проявить немного ума, в настоящее время ум – это терпение.

Терпение… Всеслав писал мне письма, которые привозил Серафим, а ему отвозил мои, мы не доверяли виртуальным средствам связи, как не доверила наша бабка, и все те, с кем она переписывалась, поэтому и мы пользовались древнейшим способом связи: посыльным. Нашим посыльным стал Серафим, он единственный, кому я полностью доверяла, и ему стал доверять Всеслав. Но на это уходило время, и часто отправлять Серафима из дома было тоже опасно, если бы хоть кто-то заметил его отлучки, это прервало последнюю связь с Всеславом. Так что приходилось ждать.

Эти конец лета и осень стали самыми страшными в моей жизни, до сих пор я не знала горя, кроме потери матери, но то горе мы пережили вместе с Всеславом, а теперь мы были разлучены. Отвлекалась я только учёбой, постоянными занятиями, от которых не отвлекалась ни на час, потому что иначе я сразу впадала в тоску.

Осень в наших высоких широтах тёмная и ветреная, всегда навевала на меня грусть, но в этом году это была не просто грусть, это настоящая невыносимая тоска, только с первым снегом стало немного светлее, но не в моей душе.

Глава 7. Стакан воды

Не только разлука с Всеславом стала испытанием этих месяцев. К нам в Вернигор стал часто приезжать Всеволод, который считался нашим дядей. И, если раньше он не замечал моего существования, то теперь стал проявлять интерес ко мне. Я не сразу поняла это, настолько это было необычно и странно, настолько не совпадало с тем, что я знала и думала о Всеволоде, что я ужасно растерялась, когда он впервые обратился ко мне с речью. Я вдруг поняла, что всегда чувствовала себя неодушевлённым предметом при нём. И вдруг вот этот взрослый уверенный и самодовольный красавец, глядя на которого всё женское население Вернигора оборачивалось со вздохами и увлажнившимися восторгом глазами, пришёл в библиотеку, где я сидела, обложившись книгами, и готовила доклад к завтрашнему уроку истории.