Ключи и замки

Я не изменял жене. Это не значит, что я не бывал с другими женщинами, как раз напротив, постоянно, но заниматься сексом для меня значило не больше, чем сон или питьё, то есть удовлетворение самых простых потребностей, как можно придавать значение каждому выпитому стакану воды? И то, что я почувствовал к Ли требовало удовлетворения. Вот поэтому я и задумался, не будет ли мне этот «стакан воды» стоить слишком дорого. И пришёл к выводу, что не будет. Агнесса давно не обращала внимания на то, как и чем живёт её внучка, я ни разу не видел, чтобы она разговаривала с девчонкой. А Всеслав, я уверен, успел ввести её в курс дела, не зря он был уже давно взрослый парень, я, к примеру, свою любовную «карьеру» начал лет в четырнадцать, Всеславу шёл девятнадцатый год…

Глава 8. Разлука и злость

Да, мне шёл девятнадцатый год, но я был все тем же неопытным девственником, что и в тринадцать. Я был чересчур высокомерным и спесивым, чтобы позволить себе соблазниться какой-нибудь рабыней или же хорошенькой продавщицей, как делали мои приятели в школе или здесь, в Оссенхофе, да и хотел я одну единственную девушку на свете, все прочие казались мне безобразными и глупыми жабами и только раздражали. Наверное, не существуй Ли в природе, я смотрел бы на этих девушек иначе, я находил бы их привлекательными и с удовольствием проводил бы с ними время.

Но… не существуй Ли, не было бы и меня. То есть, физически я был бы, но это был бы совершенно другой человек. Я получал письма от Ли, настолько часто, насколько их мог привозить тот самый садовник, раб, от которого я так хотел избавься когда-то, а теперь этот Серафим был наш главный союзник, благодаря которому мы с Ли могли поддерживать связь. Я должен был быть ему благодарен и я платил ему золотом, чего вообще не делают по отношению к рабам, но я это делал. Я делал это из чистого высокомерия. Я ненавидел его. И теперь я ненавидел его намного сильнее, чем прежде. Потому что, когда-то он просто позволял себе приносить в комнаты Ли свежие цветы чаще, чем в покои моей бабки, а теперь он был к Ли ближе, чем я, он видел её, говорил с ней, слышал её голос. Но главное, теперь я был ему обязан. Ли не нашла больше никого, кто мог быть курьером между нами.

Я давал ему золото, и он брал его, удивившись только в первый раз. В конце концов я не выдержал и задал вопрос, который волновал меня всерьёз, потому что одной из моих целей была и эта:

– Почему ты не выкупишь свою свободу? Почему остаёшься рабом?

Серафим улыбнулся, взглянув мне в глаза, что было неслыханно, впрочем, так же неслыханно было с моей стороны заговорить с ним, я говорил с рабами только по делу.

– А зачем? – сказал Серафим. – Для чего мне свобода? Быть свободным – это труд и ответственность. Зачем мне они? Забот у меня хватает и без этого.

Я после много раз вспоминал его слова, удивляясь не заключённой в них мудрости, но тому, что эта мудрость родилась в голове какого-то ничтожного Серафима. А сейчас я просто дал ему в руки письмо в самодельном конверте, так же поступала и Ли, мы не хотели, чтобы Серафим прочел хоть строчку. И я очень ценил то, что Ли так делает, что она не доверяет этому красивому садовнику настолько, чтобы не скрывать от него не чувств ко мне, но слова. С другой стороны, получалось, что мы оказываем ему уважение, если полагаем важным хоть что-то скрывать от него, перед рабами не церемонятся.

Поэтому сейчас я просто отпустил его движением руки. Он доставлял письма на удивление быстро, на чем он ездил, как ему это удавалось, было загадкой. Но сейчас я размышлять об этом не хотел. Мы с Ли вели переписку двойным потоком: то письмо, что я читал сейчас было ответом на моё, отправленное в прошлый раз, а то, что только что ушло с Серафимом, моим ответом на ее предыдущее письмо. Это позволяло получать вдвое больше писем и не гонять Серафима впустую.

Ничего особенного Ли и я не писали друг другу, кроме признаний в любви и того, как скучаем и как пресна и пуста жизнь в разлуке, мы описывали эту самую пресную жизнь с ее мелкими бытовыми подробностями. Я сам просил её делать так, я хотел представлять каждый её час, и хотел, чтобы и она представляла меня каждую минуту без неё. И вот сейчас она писала о том, что приехал Всеволод. В прошлый раз, а это было почти сразу после моего отъезда, и тогда меня страшно удивило, что она рассказала о нем: он говорил с ней, предлагал помощь. Сколько я его помнил, он вообще нас не замечал. Но, когда оказалось, что он тут же и уехал, никакой помощи так и не оказав, я успокоился, это было как раз обычно, в его духе. Странно только, что вообще обратил внимание на Ли. И мне это не понравилось. Мне всё не нравилось, что происходило теперь без меня.