"Как и ожидалось, бедный ПОЭТ сбился в третьей сцене, в том месте где я всегда спотыкалась — на этих глупых стихах. Помнишь?
Я тут подчеркнула спотычки. Завидная тишь! Ну, веди себя хорошо, девчоночка! Твой поэт [т. е. Куильти. — К. П.] шлет сердечнейший привет тебе и почтительный привет твоему батюшке.
Гумберт так комментирует это послание:
Ее письмо заключало в себе какие-то мерзкие намеки, в которых теперь мне слишком тягостно разбираться{102}
. Я его нашел спустя много времени между страницами одного из наших путеводителей и цитирую его здесь просто в качестве документации. [с. 274]Другими словами, читателю предлагается прочесть это письмо дважды, чтобы его расшифровать. Ключ к шифру выделен жирным шрифтом и даже повторен дважды:
Эврика? Не совсем. Этих строк нет в корнелевской пьесе, как нет никаких параллелей между Лолитой и Хименой. Тогда зачем здесь александрийский стих? Думается, отчасти для того, чтобы направить чрезмерно дотошного читателя по ложному следу. Отчасти этот стих служит замаскированным намеком и указанием на Куильти. Лолита и Гумберт смотрят пьесу Куильти и Дамор-Блок в Уэйсе, после чего нам сразу преподносится письмо "в качестве документации", с тем чтобы весь этот пассаж напомнил нам о Куильти и помог разглядеть его имя в процитированном стихе.
5
Еще одно звено в цепи намеков возникает в Чампионе, штат Колорадо (часть II, глава 21). Ложный междугородний звонок отвлекает Гумберта, и дьявольский обманщик получает возможность сыграть в теннис с Лолитой. Затем у бассейна Гумберту удается разглядеть негодяя, скрывающегося за деревьями, и чуть позже он снова замечает в облике Лолиты особую сияющую радость:
…меня осенило, что ведь узнал-то я его по отражению в нем образа моей дочери, — это была та же гримаса блаженства, но только превратившаяся в нечто уродливое в переводе на мужеский лад. [с. 291]
Гумберт «узнаёт» в этом человеке своего швейцарского дядюшку Густава Траппа. В сознании Гумберта Трапп и Куильти соединяются. Это дает нам то, что можно назвать "поросячьим ключом". Вспомним, как, процитировав "Кто есть Кто", Гумберт играет словами: "Квайн-Швайн. Убил ты Куилты" (с. 44). Слово «свинья» (в первом случае — немецкое "швайн") теперь (во второй части) относится к «Траппу», который в Европе "хлестал пиво, смешанное с молоком, свинюга" (с. 292). Квайн-Швайн — это Трапп-свинюга, еще одно доказательство чему можно найти, снова вернувшись назад, бесшумно скользнув летучей мышью в "Привал Зачарованных Охотников", в утро после того, как Гумберт совратил Лолиту (или она его). Железные врата жизни закрылись; Лолита смеется в холле. Гумберт замечает:
Сидевший напротив господин моих лет в твидовом пиджаке… глядел, не отрываясь, через вчерашнюю газету и потухшую сигару на мою девочку. [с. 171]
Потом Гумберт говорит про этого "мордастого развратника", что "смахивал он, между прочим, на моего швейцарского дядю Густава" (с. 172). Затем Гумберт подходит к портье: