Во-первых, это размышления Платона об энтузиазме. По представлению Платона, божество вселяется внутрь поэта, который сам по себе может быть и вовсе не одаренным человеком, и изрекает с его помощью все, что хочет сказать людям. Кстати, если задуматься, то можно понять, что именно этот смысл мы и до сих пор вкладываем в слова «энтузиазм» и «энтузиаст». Энтузиазм можно проявлять только по отношению к чему-то или кому-то — к какому-то демону, овладевшему душой «энтузиаста».
Второй источник — «даймон» Сократа. Это немного другое представление — о покровительствующем духе, который не поселяется внутри человека насильно, как в случае энтузиаста, а приходит к человеческой душе как внутренний спутник или друг. Существо это якобы посылается богами только к тем людям, которые чем-либо выделяются, то есть чем-либо замечательны — как, собственно, и сам Сократ.
В-третьих, конечно, слово «гений» имеет непосредственное отношение к культу героев. Во все времена и у большинства народов люди обожествлялись и создавался соответствующий культ, хотя сам по себе этот процесс с понятием «гений» ничего общего не имеет.
У Сципио описывается сновидение Цицерона: все лучшие люди после смерти снова встречаются в особенном месте, отведенном им на небе. Участники таких собраний в той же книге Сципио впервые стали называться гениями. Случилось это, как уже упоминалось, в середине XVII в.
Впрочем, само имя «Сципио» имеет прямое отношение к «дай-мону» Сократа. На латыни scipio — «жезл», «посох»; название связано с легендой о молодом человеке, везде сопровождавшем своего слепого отца, служа ему своего рода посохом. Метафорически Сципио — «посох души».
В сочинении Псевдо-Лонгина «О возвышенном» (это тоже XVII в.) восхваляются все прирожденные великие дарования и им придается статус божественных.
Наконец, в античной литературе известно сочинение «Вири Илюстрес», из которого следует, что все знаменитости составляют — или образуют — единое целое.
Однако подлинная персонификация духовных способностей человека, в особенности его творческой силы и гения, а также образование культа вокруг личности, живущей внутри поэта, происходит во время итальянского Возрождения. Надо заметить, что именно тогда появляется понятие «творческая сила», однако оно еще не включало в себя современное представление о творчестве или современное требование к оригинальности таланта. Тогда в эти слова вновь стал вкладываться платоновский смысл — некоего божества, поселившегося внутри поэта. Подразумевалась сила этого существа... сила демона.
Требование, чтобы в понятие «гений» включалось представление о созидании новых культурных ценностей, которое бытует сегодня, внесли на самом деле живописцы и инженеры эпохи Возрождения. В первую очередь это были, конечно, Леонардо да
Винчи в 1500 году и Джорджо Вазари на 50 лет позже. Дальнейшие уточнения понятия «гений» вносились в основном поэтами-романтиками. Например, легкость в создании новых идей, изобретательность, иррациональное, присутствующее в натуре гения; сохранялась и концепция «подпитки» гения от некоей божественной силы. Причем до времен Шелли из поэтических текстов следовало, что сила эта к богу доминирующей религии никакого отношения не имеет. Это — неведомая сила древних богов.
Только в эпоху барокко, около 1700 года, в романских странах: Италии, Франции, Испании, — особенно выдающихся людей стали обозначать словом «гений», намекая при этом на то, что в человеке живет неопределимая и непонятная божественная творческая сила. Эта сила представляет собой что-то вроде отдельной независимой личности, не имеющей прямого и непосредственного отношения ни к манере поведения, жизни и поступкам самого ее носителя, ни к сущности христианства.
Обратите внимание: когда-то в глубокой древности идеалом человеческой личности был «мудрец», а в Средние века — «святой». В эпоху Ренессанса им благодаря Макиавелли стал государственный человек, придворный. Наконец, уже во времена барокко в буржуазном обществе, в литературных кругах высшее господство было передано некой идеализированной личности гения — даже не самому человеку, а какой-то странной силе, которая скрыта у него внутри.
На самом деле поклонение гениальности — если, например, судить о нем на примере русского Серебряного века, — никогда не теряло религиозного оттенка. Ведь мы с вами часть своей потребности в Боге переносим на Пушкина и Блока, Цветаеву и Мандельштама, Тютчева и Есенина. Нам это кажется обычным и понятным, но на самом деле очень хочется чувствовать, что душами этих людей руководило какое-то неизвестное нам божество; поклоняясь поэту, мы ощущаем присутствие божественного духа между строк.