Ключи наследия

Маг попятился, когда Рейн улыбнулся, и багряные глаза его замерцали в вечернем полумраке. Острые лезвия плаща резко взлетели перед самым носом побелевшего от страха мага, а в моментально сгустившихся сумерках тень Рейна принялась танцевать на стене, меняя свои очертания и цвет и совершенно игнорируя то, что ее обладатель стоял не шевелясь. Маг ощупал себя, убедился, что цел, и дрожащим голосом поинтересовался у герцога:

– Армей, вы что, инфернала сюда притащили?! Да за такое на эшафот сразу же! Этим же только хадары занимаются!

– Это человек, – остановил мага герцог, спокойно перебирая бумаги. – Впрочем, я уверен, что вы слышали легенду о Ключе Заката.

– Но это всего лишь эльфийская легенда и ничего больше.

– Тогда чего же вы так меня испугались, если я всего лишь легенда? – вкрадчиво поинтересовался Рейн, скользящим шагом приближаясь к магу и направляя свой взгляд ему в глаза. – Может быть, вы одумались… И вспомнили, что легенды тоже могут убивать?

– Хорошо, хорошо, Ключ Заката существует, – зачастил маг, отодвигаясь подальше от Рейна. – Может, вы еще и Ключ Зари отыскали, герцог?

Повисла нехорошая тишина, в которой отчетливо послышался звук стискиваемых до скрипа зубов.

– Ключ Зари погибла, – негромко пояснил Армей. – А теперь…

– Александрий, – представился маг.

– Хорошо, Александрий. Мой вам совет – выметайтесь-ка отсюда побыстрее, иначе вас придется соскребать со стен.

Но Рейн успел покинуть помещение раньше, с силой хлопнув дверью.

«Он уже считает ее погибшей».

Ты сам все видел.

«Глаза можно обмануть. Готов поспорить, что это все просто мегаподстава. Говорю тебе, не может быть так, чтобы совсем ничего нельзя было сделать. Ты ее знаешь: она так просто не сдается».

Не сдавалась.

«А разница? Ну, хорошо, хорошо, уговорил. Иди и убей себя об стену, получится оригинальная фреска. Или вот еще замечательный выход – пойди и действительно напейся, а к утру протрезвеешь и будешь упиваться уже совсем другим напитком. Кровью. Местью. Только жажду все равно не утолишь – только усилишь. Уж поверь мне: в этом я разбираюсь».

Я тоже.

Рейн только нахмурился, проходя через замковые ворота и направляясь к одному из постоялых дворов. Быть может, напиться – это не самый добрый совет, но все лучше, чем метаться по смятым простыням, мучаясь кошмарами, в которых всегда одно и то же. То, как Ксель превращается в обгорелый труп у него на руках. То, что он никак не может забыть или хотя бы перестать вспоминать.

Не может. Или не хочет.

Но стоило ему только открыть дверь кабака, как его моментально оглушил дружный вопль, издаваемый тремя десятками глоток разной степени нетрезвости, а следом – шквал оваций. Аплодировали светловолосой девушке, сидевшей на высоком табурете у камина. Судя по небольшой изящной лютне в ее руках, она была песенницей. Менестрелем.

– Ильяна, а спой-ка нам что-нибудь задушевное! – попросил кто-то из наименее пьяных стражников, сидевших за столиком у самой двери.

– Спой, красавица, серебра не пожалеем!

Девушка кивнула и, убрав за ухо короткую прядку, перебрала пальцами по струнам лютни, отозвавшимся нежным переливом звуков. Рейн остановился у стойки, прислушиваясь к музыке, которая становилась все громче по мере того, как затихали возгласы завсегдатаев. И, когда гомон в обеденном зале стих, Ильяна запела чистым, высоким голосом старинную песню. Баллада, в которой говорилось о пути по грани миров. Старая, можно даже сказать, древняя песня, в которой один образ накладывался на другой, сравнивая путь с лезвием клинка, с балансированием над пропастью, над которой самое трудное – это сохранить себя. Нельзя повернуть реку времени вспять, можно лишь ступить на зыбкую стезю собственного пути и самое трудное, что только может быть, – это остаться собой после того, как судьба отберет у тебя все, кроме жизни. И памяти о том, что осталось у тебя за спиной…

Последний аккорд отзвучал, когда Ильяна подняла светло-голубые глаза и встретилась с взглядом Рейна. А потом исполнительница соскользнула с высокого табурета и молча вышла из таверны, не обращая внимания на серебро, которое бросали к ее ногам благодарные слушатели. Ее песни часто задевали невидимые струны в душах слушателей, но никогда не сыпали соль на не зажившие еще раны. Певец должен знать, когда останавливаться, но, по-видимому, сегодня чутье ей изменило. Не стоило петь эту балладу, сочиненную когда-то давно эльфийским песенником и впоследствии переведенную на язык людей. Слишком сильно она задевает сердца, лишенные надежды.

Ильяна поправила лютню, висевшую у нее за плечом, и направилась к замку, где, как она надеялась, ей удастся найти кров и стол взамен песен. Война не за горами, а хорошие менестрели нужны, чтобы людям не так страшно было идти умирать…

Глава 13