Ключи от дворца

Но все пока знали одно. То, о чем утром оповестили черные раструбы репродукторов перед заводскими воротами, в общежитиях и домах для приезжих, в шахтерских квартирах. Уличные бои в Берлине… Окружение и ликвидация крупной группы немецко-фашистских войск… Успешное наступление в Чехословакии…

Поезд приближался к Нагоровке, и Валя вышла в тамбур. Показались разбросанные окраинные строения — склады, мастерские, электроподстанция, вокруг них — обваленные, лежащие плашмя, бетонные заборы, глубокие котлованы, залитые водой и грязью. А вот и сам город… Весна, насколько могла, скрашивала въевшиеся в него следы тягостного военного разора — рассекла кварталы зеленой стрелой проспекта, прикрыла сиренью окна с вставленной в них фанерой. Но с черными, обугленными стенами какого-то здания, стоявшего недалеко от железнодорожной насыпи, ничего не в силах была поделать и она… До изломанных ржавых стропил, поднимавшихся над городом, не дотянуться даже цепкой повилике. И так же ничем не скрашенным остался исцарапанный осколками приземистый мрачный вокзал, главный вход которого до сих пор был замурован кирпичом с темневшей в нем бойницей. Но как бы преобразилось все это для нее, если бы сейчас на перроне встречал ее Алексей!.. Но, когда отошел поезд и немногие покинувшие его пассажиры исчезли за скученными на подъездных путях платформами и цистернами, она осталась одна…

Валя разыскивала Первомайскую и по пути мечтательно мысленно украшала город. Пересекая пустырь, поставила на нем трехэтажное здание школы. На хрустевших золой дорожках проложила тротуары. Посередине большой базарной площади, где у опустевших рундуков куры подбирали просыпанное зерно, со столичной лихостью и размахом возвела крытый рынок… Но и она, обладая небольшим опытом архитектора, остановилась в растерянном раздумье, когда подошла к высоким обугленным стенам, примеченным еще из окна вагона.

— Что это за здание было? — спросила Валя у пробегавшей мимо школьницы.

— Говорят, какой-то Дворец…

Улица, что начиналась от бокового подъезда Дворца, вывела Валю почти на окраину города, и тут вправо за площадью ответвлялся в степь тот реденький порядок особняков, который, по словам Алексея, когда-то замышлялся как начало новой Нагоровки… Вот и угловой дом…

Во дворе, огороженном прикрепленной к кольям проволокой, белела майка размеренно вскапывающего грядки человека. При невысоком его росте стариковская сутуловатость была мало заметна — Алексей говорил, что свой рост перенял у матери, — в коротко подстриженных волосах мало заметна седина… Он! Отец!

Валя подошла к изгороди:

— Здравствуйте…

— Добрый день, дочка!

Валя сызмальства считала, что у людей вот с таким ежиком привередливые, жесткие характеры, но серо-голубые глаза, что глядели на нее сейчас, искрились доброжелательством, и морщины сбегались к ним в знакомом радушном прищуре…

— Игнат Кузьмич?

— Да…

— А я Валя…

Что скажет ему это имя? Она не добавила больше ничего. И по тому, как он сразу заволновался — переложил в другую руку черенок лопаты, достал носовой платок, — убедилась, что ее ждут здесь давно.

— Алеша писал: «Встречайте гостью…» Верно, значит. Хоть и не сам явился, а порадовал на праздник.

Он снял с изгороди бязевую куртку и, на ходу натягивая ее, повел Валю в дом.

— Вы разве теперь один, Игнат Кузьмич? — спросила она, пройдя кухню, комнату, где стояли кровать, обеденный стол, комод, и очутившись в другой. Здесь — черный дерматиновый диван, письменный стол, пустая этажерка. Догадалась: комната Алексея.

— Танюшка со мной, на работе сейчас.

— А внучка?

— Алеха про все расписал? У бабки внучка, в Моспино.

— Что ж, перво-наперво надо тебя накормить, — решил Игнат Кузьмич. — Сейчас сообразим, вот только скажи: когда от Алексея письмо получила?

— Позавчера. А вы?

— Позавчера, говоришь? — Осташко медленно прикидывал расстояния и маршруты. — Это откуда ж в таком случае?

— По-моему, посылал, когда находился уже недалеко от Берлина… Даже пошутил — осталось тридцать километров войны…

— А мне прислал еще с Одера. Похвалился, майором стал. Василий — тот и вовсе молчун. Я, правда, им тоже раз в месяц. Да ведь, сама понимаешь, главная забота не обо мне.