Алексей шел в обход по окопам. Остановился около стоявшего у бойницы Сафонова. Еще издали залюбовался им. Витязь! Добротный, поддетый под шинель ватник сделал плечи еще шире. Тронутая инеем пушистая ушанка. Валенки. Интендантская служба не подвела, одела людей вовремя.
— Как одежка, Сафонов, хорошо греет?
Красноармеец обернулся. Ресницы тоже в инее, но лицо румяное.
— Не жалуюсь, товарищ политрук. Да ведь у нас в Марийской случаются морозы и похлеще.
— Давно стоите?
— После обеда заступил.
— Что-то много получается! А кто подменяет?
— Алимбаев. Да я ему сказал, пусть обогреется. Меня пока не поджимает.
За оттянутым назад уступом окопа из обогревалки доносился говор. Алексей открыл дверь, лицо обдало всклубившимся паром, табачным дымом, теплом. Сняв шинели и сапоги, красноармейцы сидели у вырытого в земле углубления, в котором рдели уголья. Алексей от души гордился этой своей придумкой. В таких обогревалках — а они теперь в каждом взводе — можно было разводить огонь в любое время дня, не боясь, что немцы пристреляются по дымку и накроют землянку снарядом. Он подал такую идею, вспомнив сандал, который ему пришлось видеть однажды в чайхане на Луначарской, а осуществили ее Вдовин — нажег отличного березового уголья — и Джапанов, устроив все остальное. Правда, Костенецкий вначале встретил эту инициативу с сомнением.
— Комфорт?! Учтите, Осташко, что удобства блиндажа на войне дело относительное. С одной стороны, он сохраняет нам силы, поддерживает в норме наше физическое самочувствие, а с другой — он должен быть таким, чтобы мы его покидали без всякого сожаления.
— Если бы такую теорию кто-либо попробовал развить в сорок первом, когда отступали… — не выдержал и довольно ядовито заметил Алексей. Костенецкий нахмурился.
— Мне, к сожалению, тогда воевать не пришлось, да, кстати, и вам тоже. Так что давайте психологически приучаться к наступательным боям.
Но и Костенецкий после того, как дивизионная газета похвалила роту за обогревалки, стал ее ставить в пример другим, и они прижились во всем батальоне.
Красноармейцы потеснились, уступая Осташко место у жаровни.
— Порадуйте чем-нибудь хорошим, товарищ политрук, есть оно или нет?
— Ишь, какой ловкий на хорошее! Что ж, по-твоему, иначе и заходить к нам, на солдатские посиделки, не стоит? Пристраивайтесь сюда, поближе к огоньку, товарищ политрук.
Алексея все еще звали по-прежнему — политруком, хотя уже присвоили и новое должностное звание — замполит!
— Говорят, что вы ребятам во втором взводе «Землянку» пели? Вот бы и нам послушать.
— У вас же и у самих певцы, — кивнул Осташко на Петруню.
— Он сейчас голосистый только у котла, когда на добавку потянет. Да и слов не знает.
— Ну, а я сегодня вас порадую другим… Лучше всякой песни, — проговорил Алексей и намеренно сделал паузу, повел взглядом по лицам отдыхавших. Тут сидели, наслаждались благами обогревалки Уремин, Рокин, встал из угла и придвинулся поближе Алимбаев, вскинул на Осташко загоревшиеся глаза Петруня.
— Дали немцам по зубам под Владикавказом… Тринадцать дивизий — тю-тю — Гитлер недосчитается! — Алексей стал пересказывать переданное утром сообщение Совинформбюро о закончившихся многодневных боях у подножия Кавказского хребта.
— Вот это Берлину зимний подарок.
— Какая там зима на Кавказе?! Наверное, еще в трусиках драпали.
— Последний час! Побольше б таких, глядь бы — и последний день, одним словом, каюк подошел.
— Ну, до этого далеко…
— А что под Сталинградом, товарищ политрук?
— Там бои, бои… Ничего нового пока не сообщили… Держится, стоит Сталинград… — ответил Алексей и прислушался к раздававшемуся за дверью знакомому голосу:
— Где политрук, не видели?
— Вдовин, это ты? Здесь я, заходи.
Торопливо вошедший Вдовин был чем-то ошарашен.
— Товарищ политрук, их… ихтиозавра откопали… дракона… — с порога выпалил он, смеясь глазами.
— Что сказки выдумываешь, Вдовин? Какого дракона?
— Ей-право! Там, где приказано новый ходок копать, начали лопатить и наткнулись. Прямо-таки чудовище. Может, посмотрите? Очень уж занятно.
Алексей вышел из обогревалки, увидел промелькнувший впереди оранжевый полушубок Борисова; тому сообщил о находке старшина.
Новую траншею стали рыть по приказу из штаба полка недавно, располагалась она под прямым углом к общей линии окопов, тянулась в сторону немцев. Копали ее, соблюдая секретность, по ночам, но теперь, когда углубились, работали и днем. Два отделения попеременно долбили кирками и лопатами зачугуневшую землю. Сейчас красноармейцы сгрудились посередине траншеи и что-то разглядывали.
— Собрались? Забыли, что приказывал? Ждете, чтоб миной накрыло? — прикрикнул Борисов. — А ну, марш по местам.
Красноармейцы отступили, затеснились в нишах, но не уходили. Всем было интересно услышать, что скажут офицеры.