Ключи от дворца

Позже, в час, когда Москва обычно передавала сообщения с фронтов, собрались у рации. Ждали приказа Верховного Главнокомандующего, салюта. Но, хоть сводка Совинформбюро и подтвердила перехваченную радистами весть и Левитан торжественно выделил слова о водруженном Знамени Победы, приказа по Первому Белорусскому фронту не было. Поняли: все чествование — на завтра, на Первое мая, на праздник… Первомайский приказ, щедрое разноцветье огней над Москвой, праздничные салютные залпы у стен Кремля… А здесь еще не стихали боевые.

Пламя самодельной лампы беспокойно вздрагивало, покачивалось, искрило. И ракеты, что взлетали в берлинском небе, были по-прежнему командами на атаку, прикрытие, сближение, штурм. Фещук и Алексей, выходя из павильона в ночную темень, взяли с собой ракетницы. Оба были встревожены. Прислушиваясь, замечали странность… Канонада, что весь вечер доносилась лишь с одного направления — из Берлина, теперь порой перемещалась куда-то на фланги, далекая ружейная перестрелка раздавалась и позади, примерно там, где находился штаб дивизии.

— Уж не десант ли выбросили? — предположил Алексей, и сам отверг эту промелькнувшую мысль. — Так на чем? Да и не до того им сейчас…

— Ты так думаешь? Это не Ковельские леса и не Белоруссия, тут они у себя дома… Тебе никогда не приходилось бандита в его собственной хате брать?

— Нет, с милицией у меня знакомство шапочное.

— Я тоже в ней не служил, а в чоне был. И помню, как в Урене и Сергаче атаманцы из окон на задворки сигали. И за глотку схватишь, а он извертывается, норовит укусить. Так что надо быть готовым ко всему. И пока тихо, иди подремли, чтобы хоть свежая голова была, в случае чего…

— Кой леший, тихо, разве не слышишь?

— Ну, это где-то у соседей… Понадобишься — разбудим.

— Что ты меня спать укладываешь? Сам-то куда идешь?

— К Литвинову. На его участок должны выйти дивизионные разведчики. А ты, если и впрямь еще держишься, давай к Пономареву.

Они разошлись в разные стороны, а Алексею хотелось именно сейчас, после того, что они услышали по рации, побыть с Фещуком. Все-таки вместе два с лишним года… Начиная с Кащубы, кратковременно блеснувшей сугробами своего дикого, угрюмого бора. А путь сюда, в Берлин, начали еще раньше, гораздо раньше… И верили, убеждены были, что дойдут; если не доведется самим, то дойдут товарищи. Однажды, еще перед Варшавой, разговорились о том, чего бы больше всего хотел каждый после войны, о каких минутах мечтает? И Фещук, подумав, сказал, что ничего другого ему не надо, кроме как постоять с карабином в руках четверть часа у Мавзолея Ленина… Так же, как стоял курсантом тогда, в двадцатых годах… И пусть бы шли и шли люди… Четверть часа молчания и раздумий… Сколько бы они вместили в себя! И свою собственную жизнь, и жизнь всех тех, кто был бойцом батальона в годы войны… Алексей еще сильней ощутил сожаление, что Фещука нет рядом.

…По берегу озера под старыми раскидистыми соснами тянулась асфальтовая дорожка, и казалось, что серные испарения асфальта перебивают в весеннем воздухе даже запах хвои. Дорожка вывела на широкую просеку.

Первым, кого встретил здесь Осташко, был Спасов. Узнав замполита, он мгновенно вскочил с низенького парапета, за которым поблескивало озеро, и негромко доложил:

— Товарищ майор, пулеметный расчет несет дежурство на огневой позиции.

— Где же она, ваша позиция? — огляделся Алексей. — Что-то не вижу.

— Да тут она и есть, товарищ майор. — Спасов пришлепнул ладонью по парапету — в полуметре от земли темнела небольшая квадратная ниша, из которой высовывался ствол ручного пулемета.

— А про саперную лопату уже и забыли! — без прежней настойчивости пожурил Осташко.

Он и сам знал, что приказ Каретникова — закрепиться — и затем приказ по батальону, отданный Фещуком, если и не утратил своей категоричности, то все равно солдатами будет выполняться по-своему. К тому же выбранная Спасовым позиция была действительно удобной.

— До каких же пор, товарищ майор?! — шутливо воскликнул Спасов. — Слава богу, за три года землицы перепахал столько, сколько и совхоз «Гигант» не вспахивал. Неужели и здесь, на берлинском асфальте, руки мозолить?

— А где командир роты?

— Там, — кивнул в глубь леса Спасов, — в этой, как ее, ро… ротонде.

За деревьями белели колонны небольшого куполообразного здания, и оттуда, услышав голоса разговаривающих, подошел Пономарев.

— Товарищ майор, так это правда насчет рейхстага? Взяли?

— Правда… И Москва уже передала.

— Значит, тогда и главного нечистого схватили?

— О нем пока ничего не сообщают… А вот Муссолини казнен. Сами итальянцы-партизаны с ним разделались.

— Вот и полетела их ось в тар-та-ра-ры! Одни шпеньки остались…

— Карта у тебя есть, Пономарев? — спросил Алексей.

Пономарев расстегнул полевую сумку, вынул и расправил на парапете ломкий лист. Присветили фонариком. Между двумя голубевшими озерцами — зеленая краска лесопарка, багровая вздувшаяся жила автострады.

— Вот здесь стоим, — ткнул пальцем Пономарев в середину зеленого массива, который дальше вклинивался в кварталы предместья.

— Слева от тебя Литвинов?