Ключи от ящика Пандоры

Как же хорошо здесь, на теткиной кухне! Все-таки стерильная чистота и ухоженность имеют свою энергию – упорядоченности уклада жизни. Что бы ни происходило, а солнечный блик из окна должен глядеться в голубой кафель, как в зеркало. И скатерть должна быть. И ваза-хлебница с крышкой. И салфеточки. И прибор старинный для специй – три еловые шишки в круглых гнездышках. Да, многие пожилые люди сейчас этим укладом спасаются, плывут по волнам новой жестоко материальной жизни, как на утлом суденышке.

Тетя Саша споро накрыла на стол, успевая следить за шкварчащим на сковородке омлетом. Красиво выложила круглую вкусноту на тарелку, сверху присыпала мелкой зеленью.

– Ешь.

– А вы?

– Говорю же – не хочу. Правда, не смотри на меня так. Организм голодовку объявил, горе переживает. Не буду ему мешать.

– Но так же нельзя, теть Саш!

– Не бойся, с голоду не умру. Обещаю. Пока ты свою ситуацию как-то не разрешишь, точно не умру. А вдруг тебе мой совет понадобится?

– Да, мне очень нужен ваш совет! Запуталась я, не знаю, что делать, ни туда, ни сюда. Копаюсь во всяких обидах, на людей злюсь. Мало того, что злюсь… Помните, вы в прошлый раз говорили про ящик Пандоры? Ну, чтоб я его, не дай бог, в себе не открыла?

– Помню, Ирочка. Я весь давешний разговор помню. За те дни, что ты пропадала, весь по косточкам разобрала.

– Простите меня.

– Да ладно, я ж не о том. Вот что еще хочу сказать тебе, девочка, – понимаешь, у каждого человека внутри свой ящик обид живет. У кого-то переполненный, у кого-то – так себе, полупустой. Но никто, по большому счету, не может этого обстоятельства признать. Вот спроси у любого – помнит ли он обиды? И каждый второй открестится, еще и лекцию про необходимость прощения и понимания прочтет. Всем же хочется казаться качественнее друг перед другом.

– А у вас есть?

– А то. Есть, конечно. Я даже на Машу-покойницу с детства обиды хранила, и на маму, и на брата, и на отца твоего. Этот процесс независимо от нашего сознания и воли происходит. Другое дело – откроешь ты этот ящик когда-нибудь или нет. Или замкнешь его навеки, засунешь куда-нибудь, чтоб жить не мешал. Тут, понимаешь, тонкая такая штука. Прощение – прощением, а память – памятью. Еще и от человека зависит.

– Значит, и у меня есть?

– Конечно. Куда ж он делся? Ты натура цельная, в тебе все есть. И ангел, и черт, который твой ящик стережет, не без этого. И он обязательно в трудную жизненную минуту ключик от него подсунет.

– Уже подсунул, теть Саш.

– А ты не бери! Скрепись, девочка. Не пристало тебе. Ты же сильная и волевая.

– Я слабая, как оказалось, и нерешительная. И сила есть, и воля есть, а силы воли нету. Хм, смешно сказала, правда?

– Ой, вот уж не поверю! Нет, ты сильная. Потому что ни хитрить, ни лгать не умеешь. Это только хитрый да лживый все время в свой ящик Пандоры лезет, достает старые обиды, стряхивает с них пыль. Авось пригодится для дела, для оправдания подлого поступка. А может, и для мести. Иль, например, для хитрости какой, заранее придуманной. Особенно женщины этим грешат.

– Как моя мама, у нее вся жизнь – сплошная хитрость.

– Не надо так про маму. Плохо ты сейчас сказала, зло. Женская хитрость, по большому счету, не грех, а даже благо. И оттенков всяческих у нее много, и добрых, и злых. Да, твоя мама хитрила, это понятно. Доставала обиду на твоего отца, выжимала из нее все соки, чтобы манипулировать и мной, и Машей. Хитрый человек по-особенному устроен. Он не виноват, что хитрость ему и достоинство, и мудрость заменяет.

– Да, действительно по-особенному. Чужие обиды помнит, а когда сам обижает – забывает напрочь. Очень удобная хитрость, чего тут скажешь! Еще потом и сердится.

– Что-то не пойму, ты с мамой поссорилась, что ли?

– Да. Отказала ей в материальной просьбе. Впервые за много лет. И не потому, что просьбу удовлетворить не могла, а… В общем, открыла свой ящик с обидами, теть Саш. Вернее, чуть приоткрыла, и понесло…

– Что ж, именно этого мы с Машей и боялись: что ты начнешь сплеча рубить. Потому и молчали. Думали, как узнаешь, развернешься в ту же секунду, уйдешь сгоряча. Ведь если б тогда, десять лет назад, – ушла бы от Игоря?

– Да.

– Но ведь любишь! Мы-то знаем, как сильно.

– Люблю. Но все равно бы ушла.

– И что? Страдала бы? Жила бы одна, любила и страдала! Что ж делать, если ты у нас такой однолюбкой уродилась? Вся в отца…

– В отца?

– Ну да. Он ведь тоже всю жизнь одну женщину любил – замужнюю. А с твоей мамой – это так, от тоски. Да я тебе рассказывала, если помнишь.

Тетка вздохнула, сложила ковшиком сухие ладони на скатерти. Помолчав, спросила тихо, осторожно:

– А сейчас-то что решила? Столько лет прошло. Я думаю, у него уж и нет ничего с той женщиной.

– Почему? Там ребенок есть, мальчик. Егором зовут.

– Ну, ребенок… Пусть будет! Он что, мешает тебе? Подумаешь, еще один человек вырастет.

– Да как вы можете так говорить, тетя Саша! Он же… Он же обманул меня, предал! И я всегда буду помнить об этом! Нет, не знаю, что делать… Честное слово.

– Что делать, что делать… Жить!