Ключи от ящика Пандоры

Ирина вдруг почувствовала – выдохлась. В отчаянии опустила глаза, с трудом сглотнула набежавшие слезы. Нет, отчего они никак не могут ее понять, весь разговор идет по одному и тому же кругу, и каждый круг еще больше отдаляет их друг от друга.

Доченьки, милые. Наверное, и это надо принять как новое откровение. И любить вас такими, не принимающими. Когда сами полюбите, может, и поймете…

– Мам, ты чего? Плачешь, что ли? Извини, мы не хотели тебя обидеть. Поверь, не такие уж мы эгоистки, нам просто и тебя, и папу жалко одинаково.

– Нет. Я не плачу. Я все понимаю. Просто… может, и в самом деле сменим тему? Давайте лучше чай пить! У меня ж еще оладушки есть, такие замечательные получились! Я сейчас…

Подхватилась, незаметно смахнула слезную сырость, образовавшуюся во внешних уголках глаз, поставила на стол тарелку с оладьями, нажала на кнопку электрического чайника. Все-таки когда суетишься – как-то проще. Еще и телефон на подоконнике заверещал, и к нему можно в суете кинуться.

– Да, Оль, привет. Нет, не дома. Я у тетушки. Мы тут с девчонками. Домой? Я не поеду, Оль. Да, правильно думаешь.

Сашка сидела, навострив ушки и прислушиваясь к разговору. Машка без пригляда сестры не растерялась, уже успела уплести пару пухлых оладушек. Ольга же продолжала свой пристрастный допрос в трубку:

– Значит, решилась все-таки? А ты как, навсегда или просто немного попугать?

– Я никого не собираюсь пугать. Не умею играть в эти игры, ты же знаешь.

– Да, я помню, ты у нас девушка шибко бескомпромиссная. Что ж, все понятно с тобой. Давай, диктуй адрес.

– Какой адрес?

– Ну, где ты там окопалась?

– А ты что, хочешь сюда приехать?

– А что, нельзя?

– Ну почему же? Пожалуйста: улица Папанина, восемь…

– Это на Маяке, что ли?

– Ну да.

– У-у-у, в какую тмутаракань забралась. А что там девчонки делают? Неужели, как декабристки, за матерью в сибирские рудники последовали?

– Нет. Они просто…

Хотела сказать – в гости, да язык не повернулся. Слишком уж звучит для слуха убийственно – дочки к маме в гости приехали. И вообще – страшно действовал на нервы насмешливый голос подруги…

– Ладно, жди. А какой номер квартиры?

– Пятьдесят шесть…

– Все, через полчаса буду. Девчонок домой отправь. Дело у меня к тебе, срочное.

Все, отключилась. А обидный осадок остался. Чего они насмешничают над ней кто во что горазд? Неужели все случившееся действительно так смешно? А может, и впрямь смешно? Если, допустим, отключиться и посмотреть на собственную ситуацию со стороны, как давеча, словно из зала кинотеатра. Да, смешное кино. Муж десять лет жене изменял, а она, дура, спохватилась. Молодец, как ловко ее за нос водил! Так тебе и надо, не зевай, значит! Нет, посмотрите на эту глупую гусыню, она еще и гордостью вся изошла, из дома ушла с чемоданами – после драки кулаками размахалась! Нет чтоб поплакать тихонько да простить великодушно от безысходности. А эта – нет, еще и детей мучит. Неинтересное кино, совсем глупое, аж зевать хочется…

– Это тетя Оля звонила? – вывел ее из короткой задумчивости Сашкин голос.

– Да. Чайник вскипел, сейчас чашки поставлю…

– Она что, сюда приедет?

– Да, через полчаса.

– Ну, тогда мы чаю быстро попьем да отвалим. Чего мы вам мешать будем, да, Маш?

– Вы нам совсем не помешаете, с чего ты взяла?

– Нет, мы поедем, пожалуй. Слышь, Машка…

Сашка повернулась к сестре, и глаза вдруг округлились, голос взвился возмущенной нотой:

– Ты что, полтарелки оладий сожрать успела?! Нет, ну ты посмотри на нее, мам. Ну бессовестная какая, глаз да глаз нужен! Скоро ни в одну дверь не войдет, проталкивать придется!

– Отстань от нее, Саш, не дави. Вот же взяла привычку – все время ее оговаривать! Пусть ест сколько хочет!

– А вдруг у нее булимия?

– Да ладно, не сочиняй.

Вдруг что-то щелкнуло в голове – ох, как же хорошо ей сейчас живется в этой короткой, но привычно ласковой перепалке. И ей, и девчонкам. И сердитое Сашкино лицо к месту, и Машкины растянутые в довольной улыбке, блестящие маслом губы. Только голоса Игоря не хватает – ах вы, мои мышата…

Сглотнула, с трудом сдержав слезы. Дорогая голова, сделай, пожалуйста, еще один щелчок. Сотри из моей памяти новое ужасное знание, напрочь и навсегда, чтобы я могла жить хоть как-то. А что, бывает же в кино – раз, и нападет спасительная амнезия…

– Мам, ты чего опять? Будто плачешь!

– Да нет, не плачу. Просто голова разболелась. Наверное, к дождю.

Выпив чаю, девчонки переглянулись – пора ехать. Они долго толкались в прихожей, отпихивая друг друга от зеркала и натягивая легкие курточки. Машка пыхтела, пытаясь застегнуть «молнию», Сашка нетерпеливо цокала каблучком по паркету. Чмокнули ее с двух сторон в щеки, открыли дверь и обе оглянулись в надежде. А у нее опять слезный спазм подкатил к горлу, будто надежда ударила в грудь острием ножа. Улыбнулась, махнула рукой – пока…

Через пять минут Ольга уже звонила в дверь. Даже слезы не успели высохнуть.

– О-па! Ну, я примерно это и предполагала, – глянула на нее подруга. – Чего ревешь-то?

– Девчонок жалко.