Для поездки в Ирландию не требовался паспорт, но путешествовать самолетом было более рискованно, чем паромом. Поэтому я решила ехать морем.
Я сказала Джеймсу, что беременна и пойду не к их с Наташей семейному доктору, а буду посещать специализированную женскую клинику. Он отнесся ко мне с пониманием и с нежностью. И, конечно, его страшно обрадовала новость.
Я упросила его пока ничего не говорить матери. Я сказала, что мне требуется время. Он согласился с тем, что это будет наш общий секрет до тех пор, пока мы не будем уверены, что все идет как надо. Через три месяца я сказала, что теперь предпочитаю спать одна. Он с неохотой согласился.
Я прочитала все о симптомах беременности и все делала в соответствии с ними. Я пошла к театральным костюмерам и приобрела специальную форму для изображения живота беременной женщины. Я объяснила, что по роли это будет хорошо смотреться под ночной рубашкой. Они очень заинтересовались этим, и мне пришлось напустить туману, потому что собрались прийти в театр и смотреть мою игру!
Наташа была чрезвычайно рада. Когда она приходила к нам обедать по субботам, она даже помогала мне мыть посуду.
— Элен, моя дорогая девочка, ты даже не представляешь, как я счастлива, — говорила она, кладя руку мне на живот. — Когда мы почувствуем, как он толкается, как ты думаешь?
Я сказала, что узнаю об этом в клинике.
Я понимала, что ко времени так называемых родов мне нужно куда-то уехать. Это могло стать проблемой, но я решила ее. Я сказала Джеймсу и Наташе, что, по-видимому, приближающееся материнство вызывает у меня ностальгию по сиротскому приюту, единственному дому, который я помню. Джеймс захотел сопровождать меня, но я сказала, что эту поездку я хочу совершить в одиночестве. Он должен заниматься своим антикварным бизнесом и оставаться в Лондоне. Я вернусь через неделю, задолго до срока родов. Потребовалось долго их убеждать, но в конце концов они меня отпустили.
В офисе я получила отпуск по беременности. Я была свободна и могла заняться своими делами. Я поехала в приют, где были рады моей беременности. Особенно рады они были моему приезду потому, что моя биологическая мать умирала в больнице и очень хотела меня видеть прямо сейчас. Чтобы объясниться.
Я сказала, что не хочу объяснений.
Она дала мне жизнь, это прекрасно. Больше мне ничего не нужно. Я буду жить дальше.
Сестры и персонал были шокированы. Я, такая благополучная, с хорошей работой, состоятельным мужем, красивым домом, ожидающая ребенка. Почему я не могу с открытой душой поговорить с бедной женщиной, которой в жизни так не повезло?
Но я не поехала к ней. У меня было слишком много своих проблем. Мне нужно было ехать в другую страну, красть младенца для меня, ребенка для Джеймса и наследника для Наташи Харрис. Зачем мне слушать бессвязные оправдания чужого человека, которые сказаны слишком, слишком поздно?
Потом я уехала и оставила машину на стоянке у парома. На мне был парик, свой фальшивый животик я отвязала и убрала в багажник. Я купила недорогой дождевик, одеяльце и куклу, похожую на живую. Я была готова. В те годы телекамеры не использовались так широко, но мне нужно было быть уверенной, что если поднимется шум, то никто не обратит внимание на женщину с ребенком, садящуюся на судно, отправляющееся в Соединенное Королевство, — кто-нибудь наверняка запомнит, как она ехала в том направлении. Я сидела на свежем воздухе и обнимала куклу.
Одна или две другие матери подошли ко мне взглянуть на ребенка, но я извиняющимся тоном сказала, что она не любит посторонних. Вы видите, я уже думала о ней как о своей дочери.
Потом я поехала на автобусе в Россмор, крепко прижимая к себе куклу. Была суббота, и в городе царило оживление. Я медленно шла вдоль по Кастл-стрит.
Я сделала несколько покупок, купила тальк, пеленки, смягчающий крем. В этот приезд возле магазинов также стояло много колясок. Кто-то может сказать: простодушные, доверчивые люди в безопасном городе. Я с этим не согласна. Преступно неосторожные, небрежные родители, которые недостойны иметь детей, — вот как я бы сказала.
Мне необходимо было проявлять крайнюю осторожность.
Автобус, на котором мне предстояло уезжать, уходил в три. До отхода парома оставалось два часа. Я должна была взять ребенка перед самым отходом автобуса, не раньше, чтобы не оставить властям времени для поисков.