Ее встретили очень добродушно, сразу подсказали, как пройти к дому настоятельницы. Саму настоятельницу, матушку Аглаю, она увидела лишь через час – вместе с тремя монашками та вернулась из леса с полными ягод корзинами. Яна чувствовала себя очень неловко, прося приютить ее, но все сложилось на удивление хорошо. Ее накормили, отвели место в одном из домиков, где уже жили две монашки. Такого ласкового и доброго к себе отношения Яна никогда еще не видела – разве что в детстве, когда была жива мама. Может быть, именно поэтому засыпала она со слезами на глазах – и ощущением того, что наконец-то она кому-то была нужна.
Нельзя сказать, что монашеская жизнь Яне однозначно понравилась. Приходилось очень рано вставать и много работать, сестры долгие часы проводили в молитвах, во время которых Яна чувствовала себя очень неловко. Нет, она молилась вместе со всеми, но именно поэтому чувствовала себя виноватой. Чувствовала себя обманщицей, притворщицей – потому что не верила в то, что делала. Разве мало молилась она в детстве – тогда, когда умирала мама, когда ей было так трудно? Верила ведь тогда, очень верила. Чуда ждала – потому что не мог Он ее бросить, не заслужила она этого.
Бросил. Не помог. И как она может просить Его о помощи, когда Он так жесток и бездушен? Если нет от него помощи, когда она так нужна? Глупо все это. И сабля ей в этой жизни помогла куда больше Бога.
Тем не менее, она молилась и даже вскоре научилась чувствовать во всем этом какое-то утешение. Самой было странно, слезы на глазах выступали. И казалось иногда, что дотягивалась душа ее до чего-то доброго и чистого, вечного, необъятного. В такие минуты Яну охватывало ощущение искреннего счастья, она переставала чувствовать себя одинокой. Огорчало лишь то, что счастье оказывалось очень недолгим. Заканчивалась молитва, сестры расходились – и снова наваливались тяжелые думы. Яна и сама уже не знала, чему верить. Вроде и есть Он, и нет Его. И никто не подскажет, как тебе поступить…
Можно было поделиться своими мыслями с настоятельницей, но Яна боялась. Боялась, что Аглая отговорит ее, убедит в том, что месть не принесет успокоения ее душе. Боялась, что согласится с этим и Инди избежит расплаты. Мысль о том, что Инди будет жить, что на его совести будут новые загубленные жизни, не давала Яне спать. Прошло больше трех недель ее новой жизни, и Яна поняла: больше так она не сможет…
Известие о том, что она уходит, настоятельница восприняла спокойно. Не пыталась уговаривать, не просила остаться. Но когда Яна уходила, долго стояла на дороге и печально смотрела ей вслед.
Проведенные в общине дни не прошли для Яны впустую: у нее было время подумать, что и как делать. Сейчас на ней была простая монашеская одежда, голову покрывал черный платок. Это было очень удобно, вряд ли кто узнает ее в этом наряде.
Уходя из общины, Яна позаимствовала большой крепкий нож. Может, и нехорошо красть у сестер, но уж очень не хотелось объяснять, зачем он ей нужен.
Нож она спрятала в рукаве, соорудив из двух ремешков немудреные ножны, – его совершенно не было видно. Ничего, Инди еще поплатится за свое предательство. Теперь у нее есть немного денег, их дала Аглая, этого хватит примерно на неделю. А больше ей и не нужно.
В город она пришла уже затемно. Снова прятаться в сене у Яны не было ни желания, ни необходимости – располагая деньгами, она сняла в небольшом постоялом дворе на окраине маленькую комнату. Роль монашки ей вполне удавалась, к ней относились подчеркнуто вежливо. Все это добавляло Яне веры в успех ее миссии. О том, что будет потом, она предпочитала не думать.
Весь следующий день она провела, бродя по улицам в тех местах, где обычно появлялся Инди. Статус монашки не позволял ей заходить в питейные заведения, но прогуливаться рядом она могла и внимательно высматривала, не мелькнет ли где знакомая фигура. И если в первый день ей не повезло, то на следующее утро она столкнулась с Инди едва ли не нос к носу.
Это произошло среди торговых рядов. Потолкавшись среди толпы и послушав, о чем говорят люди, Яна собралась идти к постоялому двору Гвидо – она вспомнила, как Инди упоминал о том, что бывал там, – когда из-за нагруженной свежими лувами повозки вышел человек и чуть не сбил ее с ног.
– Прошу прощения, сударыня…
Инди – а это оказался он – довольно бесцеремонно оттер ее в сторону. Мелькнула мысль здесь же всадить в него нож, но Яна сдержалась: в конце концов, ей совсем не хотелось снова попасть в тюремную камеру. И пока Инди бродил по торговым рядам, за ним неотрывно следила пара внимательных девичьих глаз.
За два следующих дня Яна выяснила об Инди очень многое. Узнала, где он живет и с кем встречается, где ест и где отдыхает. Узнала даже, с кем спит, – именно это привело Яну в настоящую ярость. Это же надо: променять ее на толстозадую дочку дурака Гвидо! И если раньше Яна еще могла испытывать какие-то сомнения по поводу задуманного, то теперь эти сомнения окончательно улетучились. Этот подлец заслужил свою смерть.