Ключи от Стамбула

В канцелярии посольства никто не мог ответить на вопрос, что происходит? Может, софты снова учинили бунт? Или «новые османы» митингуют, требуют реформ и конституции? Было очевидно, что в Константинополе произошло что-то чрезвычайно важное, но что именно, оставалось загадкой. Кордонные отряды никого не пропускали в город. Час проходил за часом, а неизвестность всё длилась; любопытство нарастало, так как давно миновал срок, когда в Буюк-Дере должен был прийти из города первый пароход — ширкет, называемый так от общества Ширкети-Хайрие, поддерживающего постоянное сообщение между Стамбулом и его окрестностями. Вся выручка от деятельности этого общества шла в личную казну султана. Из города не выпускали ни пароходов, ни экипажей, ни верховых.

Просторный вестибюль посольства стал заполняться людьми. В основном, дамами русской колонии. Всех пугал артиллерийский гул и полная неразбериха. Уж не резня ли началась? Султан кровожаден и мстителен. Ему всё равно, кого потрошить: человека или курицу.

Николай Павлович вышел в фойе. Внешне казалось, что он находился в таком же неведении, как и остальные смертные, но сотрудники миссии, неплохо изучившие Игнатьева, втайне понимали, что ему что-то известно.

— Зря не волнуйтесь и не поддавайтесь страхам, — говорил Николай Павлович, стараясь успокоить дам. — Я сам пока не знаю, что произошло, но смею вас уверить: пока над вами реет русский флаг, османы вас пальцем не тронут.

Ещё был слышен грохот пушек, когда из тумана показался турецкий броненосец и, став напротив русского посольства, нацелил на него свои орудия, как бы приготовившись к бомбардировке.

Толпа заволновалась ещё больше. Судно греческого посланника стало разводить пары, по его палубе забегали матросы, но на «Тамани» было всё спокойно: никакой излишней суеты.

— Что же это, — спросил князь Церетелев у Игнатьева, — греки пары разводят, а нашим, хоть бы хны?

— В этом нет нужды, — спокойно произнёс Николай Павлович. По тону его голоса и краткости ответа Алексей Николаевич понял, что послу известно очень многое, но говорить об этом он не собирался.

Вскоре выяснилось, что ощетинившийся бортовыми пушками турецкий броненосец примчался на защиту обитателей посольских дач и жителей Буюк-Дере. После того, как боевой корабль встал на якорь и с него просемафорили о самых добрых намерениях, на почтовой станции вновь застрекотали телеграфы и депеши посыпались градом.

В десятом часу утра из Перы прибыл один из курьеров посольства, которому удалось пешком пробраться в Буюк-Дере. Он рассказал, что в Константинополе всеобщее ликование: Абдул-Азис низложен. На престол взошёл Мурад V. Решение о свержении султана было принято не сразу. Сначала Мидхат-паша хотел добиться от него принятия турецкой конституции, но, увидев, что затея его терпит крах, посчитал необходимым заменить его принцем Мурадом. Возглавил дворцовый переворот и непосредственно руководил им военный министр Хуссейн Авни-паша.

Причины низвержения Абдул-Азиса Игнатьеву были понятны, хотя для многих они так и остались тайной за семью печатями. И главной причиной революции Николай Павлович считал опасение ряда западных держав, как бы владыка османской империи, слывший за приверженца добрососедских отношений с Россией, не принял каких-либо решений, напоминавших решения отца его, Махмуда, поставившего в тысяча восемьсот тридцать третьем году Турцию под покровительство императора Николая I.

А в том, что заговор устроил посол её величества королевы Англии сэр Генри Эллиот, никаких сомнений не было. Не зря он приобрёл репутацию посла, приносившего несчастья всякому государю, при дворе которого был аккредитован. Король обеих Сицилий, а затем и греческий монарх — утратили свои престолы именно в бытность сэра Генри.

Последние месяцы царствования Абдул-Азиса были ознаменованы целым рядом несчастных событий, до основания потрясших оттоманскую империю.

Прежде всего, финансовое банкротство Турции, к которому она давно сползала .

Богатейшая османская империя, с момента своего возникновения, в течение четырёх столетий не задолжавшая на сторону ни одного куруша, ни одной малой копейки, начиная с крымской войны, принялась заключать внешние займы в безумно-огромных размерах и потерпела финансовый крах. Государственный долг Порты дошёл до трёхсот миллионов турецких лир, то есть по процентам, около двухсот миллионов рублей. Колоссальные деньги!