Ключи от Стамбула

— Да, — утвердительно кивнул Отто фон Бисмарк и подцепил вилкой прозрачный ломтик русской осетрины, — нам хватит Богемии.

«Эти бы слова, да Богу в уши», — подумал Николай Павлович и, желая побудить германского канцлера оказать ему на переговорах действенную поддержку, тонко намекнув, что, только подписав протокол о нейтралитете западных держав, выработанный Россией, Игнатьев зажмёт рот всем, кто обвиняет его в развязывании войны.

Последний аргумент произвёл впечатление на вдохновителя германской военщины, и он заверил, что даст соответствующие инструкции.

Три дня князь Бисмарк и его семья осыпали чету Игнатьевых любезностями и три дня приглашали к обеду.

— Бисмарк напоминает мне рысь, он так же осторожен и коварен, — сказал Николай Павлович жене, когда они приехали в отель.

— Но ты ведь слышал, как он часто повторял, что Германия без дружбы с Россией погибнет, ибо Россия непобедима? — попыталась возразить Екатерина Леонидовна, внимательно следившая за тем, что говорилось в застолье.

— Слова, Катюша, всё это слова! Для усиления своей позиции в Европе новой германской империи необходимы были три войны: с Австрией, с Францией и с нами. Две из них немцы уже провели: швабов разбили, французов, как ты знаешь, тоже; осталось потеснить Россию.

— Значит, война с немцами будет?

— Уверен, — ответил Игнатьев.

Вскоре ему дал аудиенцию кайзер Германии Вильгельм I и гарантировал нейтралитет своей страны. Мало того, уступая настойчивой просьбе Игнатьева, он пообещал «следить за тем, как будет держать себя Австро-Венгрия, чтобы она осталась верна соглашению трёх императоров, связанных честным словом».

Бисмарк подписал протокол. Большего нельзя было и требовать. Лиха беда начало!

Затем Игнатьев посетил Париж, Вену и Лондон.

Из разговора с графом Андраши он лишний раз уяснил для себя, что Австрия предаст Россию в любую минуту. Это его крайне возмущало, как раздражала и противоречивость английского правительства.

«Легче распахать Луну, чем Россия добьётся прохода через Дарданеллы без согласия на то Англии», — громогласно утверждали члены лондонского кабинета. Они поговаривали, что Игнатьев подготавливает почву для прямых переговоров с Портой, чтобы получить взамен разоружения русского войска, свободный выход в Мраморное море, через Босфор и Дарданеллы. Этот трактат, заключённый с одной Турцией, восстанавливал прежнее покровительство России для турецких христиан. Но согласие Порты без согласия Лондона — фикция. Султанское правительство давно в кармане Уайт-холла. Уж если королева Англии склонила голову перед его величеством английским капиталом, то, что говорить о каком-то там Абдул-Хамиде II, который чуть в штаны не намочил от радости, когда узнал, что его сделают султаном и дадут денег на войну с русским царём. Если Россия и решит вопрос с проливами за счёт демобилизации своего войска, так она добьётся этого, прежде всего, от Англии, от коллегии европейских держав, а не от Порты.

Английский посланник в Париже Лайонс не переставал удивляться, почему Игнатьев не едет в Лондон?

— Я советую вам ехать, не теряйте время.

Он не знал того, что знал Николай Павлович. Известия, доходившие от нашего посла в Англии графа Петра Андреевича Шувалова, не давали надежды на то, что русская точка зрения восторжествует. Шувалов телеграфировал Горчакову: «После возвращения из Парижа я имел продолжительные дебаты с лордом Дерби. Вопреки обещаниям, данным генералу Игнатьеву князем Бисмарком, всё было немедленно передано сюда из Берлина и произвело неблагоприятное впечатление. В заключение лорд Дерби сказал следующее: английское правительство не любит письменных обязательств и протоколов».

Текст этой телеграммы стал известен Николаю Павловичу, и он поспешил узнать, действительно ли Бисмарк передал в Лондон содержание их беседы? Оказалось, что нет. Бисмарк сохранил протокол втайне. Просто граф Шувалов при всяком удобном случае старался убедить императора, что он один persona grata в Европе и один обладал талантом влиять на международную политику. Если что канцлер Германии и передал в Лондон, так это свой совет принять протокол.

Странная получалась ситуация: Игнатьева посылали в Берлин, как врага князя Бисмарка и Германии, а он вынужден был искать защиты германского канцлера против обвинений, возводимых на него русским послом в Англии!

Из начавшейся телеграфной переписки между Шуваловым, Игнатьевым и князем Горчаковым вскоре стало ясно, что Пётр Андреевич пёкся о таком протоколе, который был бы приемлем Англией, а Николая Павловича удовлетворял лишь тот, в котором отражались интересы турецких христиан и России.