Ключи от заколдованного замка

— Как вы правы, Александр Андреевич! Я согласен с каждым вашим словом. — Резанов встал и поклонился Баранову. — Первая задача наша — обильно снабдить колонии товарами. И я даю слово, что не пожалею сил… Господа, выпьем за нашего дорогого именинника!

— Может быть, мы сыграем в винт, господа? — прожевав изрядный кусок ярко-красной чавычи, предложил Лангсдорф. — Карты у меня есть.

— Карты запрещены в этих краях, — строго сказал Баранов, и лицо его сразу помрачнело. — Карты как зараза: легко распространяется, а искоренить трудно.

— Не будем нарушать здешние порядки, доктор, — Резанов положил руку на плечо Лангсдорфа, — спрячьте ваши карты.

Громкий пушечный выстрел раздался со стен крепости. Послышались крики, собачий лай и ружейная пальба. Александр Андреевич мигнул старовояжным, и они мгновенно исчезли.

Вскоре на крыльце раздался топот ног, дверь растворилась, и двое стражников втащили в комнату индейского воина со связанными руками. На груди у него был надет деревянный панцирь.

— Вот его ружье, аглицкое, — показал стражник. — Они вдвоем рубили стену, другой колошин убежал.

— Для чего ты рубил стену? — Баранов строго смотрел на индейца.

— Я хотел пройти к тебе, нанук, и передать привет от великого вождя Скаутлельта.

— Но почему ты хотел это сделать ночью? — Правитель притворился непонятливым. — И почему для этого надо рубить стену? Тебя бы впустили в крепость через калитку.

Индеец молчал.

Николай Петрович увидел индейского воина в первый раз и внимательно его разглядывал. Индеец был завернут в синее шерстяное одеяло. Длинные черные волосы связаны в пучок. Он гордо закинул голову. На лице его сквозила чуть заметная усмешка.

— Ты видел в проливе кадьякских охотников, они промышляют бобра?

— Да, видел, двоим наши войны отрубили головы. Твой помощник Кусков стрелял из пушек.

Александр Андреевич подумал, что нападение на охотников еще не было, и на душе у него стало легче.

— Отведите колоша в погреб под башней и закройте на замок.

Индейца увели. Когда дверь закрылась и все уселись на свои места, Баранов рассказал гостям, о чем шел разговор.

— Вы знаете колошский язык! — восхищался Резанов. — Это отлично. Я еще раз убеждаюсь, что вы — достойный правитель!

— Знаю и якутатское наречие, и ситкинское, — отозвался Александр Андреевич. — За пятнадцать лет чему не научишься… Хорошо, что мы, ваше превосходительство, «Елизавету» к охотникам послали, как раз вовремя.

— Отлично, Александр Андреевич. Распорядитесь, чтобы мне в восемь утра доложили об уходе лейтенанта Сукина.

В постели Николай Петрович долго ворочался, сон все не шел и не шел к нему. Он вспомнил свое посольство в Японию. Нет, ошибок он не совершил. Если бы не духовенство японское, все пошло бы иначе. Клерикалы утверждали, что сближение с Россией нарушает коренные обычаи японского народа и угрожает неминуемой опасностью исповедоваемой религии. Трудно было что-либо возразить против такой бессмыслицы. Потом перед глазами встал капитан Крузенштерн. Опять вспомнился памятный разговор на шканцах «Надежды» и последняя с ним стычка на пути из Японии в Петропавловск. Резанов приказал Крузенштерну подойти к острову Урупу. Там с 1795 года находилось русское поселение, и судьба сорока человек была неизвестна. Десять лет срок немалый. Но Крузенштерн наотрез отказался. Он считал невозможным выполнить приказание, будто бы по недостаточной глубине вблизи острова для его корабля и по многим причинам, лежащим, как он выразился, на его личной ответственности. Конечно, он считал себя просвещенным мореплавателем и мог плавать только там, где имелись хорошие карты.

«Я стыжусь, — мысленно спорил Резанов с Крузенштерном, — заключить тем подвиг мой, чтобы отплыть только кругом света, каковой путь сотни коммерческих судов ежегодно совершает».

Наконец Николай Петрович заснул. Снились краснокожие индейцы в боевом наряде, окружавшие его. Резанов бросился к крепости, но у самых стен ее споткнулся и упал… Он проснулся с бьющимся сердцем и подумал, что русским всегда здесь приходится быть осторожными.

Утро было ясное, в окна светило солнце, обрадовавшее Николая Петровича.

В дверь постучали. По резкому, энергичному стуку Резанов признал Александра Андреевича. И точно, это был он.

— Здравствуйте, ваше превосходительство Николай Петрович, — присаживаясь в кресло, сказал Баранов. — Вижу, вы озабочены чем-то.

— Здравствуйте, Александр Андреевич… Пишу письмо в правление, все закончить не могу…

— Писали вы о моей просьбе, ваше превосходительство?

— Писал, Александр Андреевич. Однако не согласен я с вашим уходом. Второго Баранова не найдешь.

— Так полагаете вы. Однако господин лейтенант Сукин полагает иначе. Назначил я утром двух промышленных в море за сивучьим мясом. А Сукин их пьянствовать к себе зазвал. Говорит, ежели вы приказ Баранова исполните, то я вас линьками выдеру.

— Он не ушел в море?

— Не ушел.

— Возмутительно, Александр Андреевич, — только и мог сказать Резанов.

Правитель помолчал, откашлялся.