Наташа, подперев пышными ягодицами поребрик разделочного стола и скрестив на груди руки, немного удивленно посмотрела на меня.
— Я видела ее последний раз в прошлом месяце, — начала она.
— Нет, я не спрашиваю вас о том, когда вы ее видели последний раз. Я просто хочу услышать ваше мнение о ней, о ее характере, о вашей дружбе, — пояснила я и достала сигареты. — Тут покурить можно?
— Да, конечно, — и она поставила передо мной стеклянную розетку, в каких обычно подают варенье.
— Итак? — поторопила я, прикурив.
— А что именно вас интересует? — снова прильнув к разделочному столу, мило улыбнулась Наташа.
— Все, что вы о ней думаете.
— Ну, не знаю. А что я должна думать?
Эта толстушка начинала действовать мне на нервы. И ее безмятежно-улыбчивое настроение настораживало. С подружкой черт знает что случилось, а она совсем несерьезно настроена.
— Я тоже не знаю, потому и спрашиваю, — внимательно посмотрела я на нее и стала задавать конкретные вопросы.
— Где познакомились? — повторила она за мной. — А мы обе из Аткарска. Все детство там прошло. Я немного раньше в Тарасов переехала. Замуж потому что вышла. Потом она. Учиться тут поступила. Но тоже замуж выскочила, а учебу, дурочка, бросила.
В этот момент из комнаты донесся детский плач.
— Ой, я сейчас, — встрепенулась Наталья и буквально выбежала из кухни.
Не теряя момента, я потушила недокуренную сигарету и пошла за ней. В единственной комнате, помимо прочей мебели, стояла детская кроватка, в ней лежал диатезный младенец, которого Наташа поила водой из бутылочки с соской. Галина явно не могла разместиться в этом тесном семейном гнездышке.
— Какой милый у вас малыш, — сказала я, как того требовал этикет.
Наташа благодарно взглянула на меня:
— Да. Нам уже восемь месяцев.
— Как зовут? — спросила без всякого интереса, подумав лишь о том, почему мамаши чаще всего говорят о возрасте своего отпрыска, приписывая туда и себя? Нам столько-то. Ну, тогда уж — нам двадцать три и восемь месяцев.
— А-а-анечка, — нараспев произнесла Наташа имя ребенка, которого я посчитала мальчиком.
Отложив бутылочку, Наташа взяла погремушку и стала трясти ею перед лицом Анечки. Немного помедлив, девочка потянулась к чудо-игрушке, но вдруг передумала и снова разразилась зычным плачем.
— У нас зубки режутся, — как бы извиняясь передо мной, констатировала факт молодая мама и взяла дочь на руки. Та моментально смолкла и принялась теребить ее нос.
— Понимаю, — кивнула я.
И зубки-то у них тоже вместе режутся. Нет, пожалуй, мне тут больше делать нечего. Родченко слишком занята своими материнскими чувствами, ей не до чужих страстей.
— Да вы присядьте, — показала она взглядом на неприбранную софу, служившую супружеским ложем, и стала ходить по комнате, легонько похлопывая Анечку по попке.
— Значит, говорите, что дружите с Галей давно? — решила я все же продолжить беседу, оставив без внимания предложение присесть на чужое постельное белье.
— Да, давно. Но последнее время мы мало видимся. У всех семьи, свои заботы. А куда же Галя могла деться? — задала вдруг вопрос Наташа, остановившись напротив меня. — Сказали, что ушла из дома. Ее все ищут. Опять, наверное, с мужем поссорилась?
Я поняла, что Родченко не особо проинформировали о случившемся. Наверняка просто прощупали насчет алиби или что-то в этом духе, не сообщая подробностей. Ну и правильно. Зачем ее тревожить? Не дай бог молоко пропадет. Потому-то она так спокойна и улыбчива.
— Возможно. А они часто ссорились? Галя могла из-за этого из дома уйти? — стала я придерживаться заданной линии.
— Ссорились? Да, частенько. Галка мне жаловалась, что муж ей изменяет. И как она все это терпит? Я бы уж давно собрала вещи и уехала домой. Я бы такого не простила своему! — возмущенно заговорила Наташа, автоматически переключаясь на себя и сильнее шлепая ребенка. — Я ему сразу сказала: если что заподозрю, то ни меня, ни Анечки больше не увидишь! Если мы ему не нужны, если он не ценит…
Боже, какая проза. Дамочки с такими рассуждениями меня смертельно утомляют. У них никогда не возникает вопроса, а почему же суженый изменяет? Может, потому, что твоя монотонность и одноликость надоели? Так и хотелось сказать той же Наташе, например: ты вот ребенка красочной погремушкой развлекаешь, чтоб не капризничал. А муженька? Халатиком в горошек? А мужики ведь те же дети. Они разнообразие любят. Так сделай же из себя красочную игрушку. И не одну. Побудь и куколкой, и зайчиком, и даже тигром. Ты мужа любишь, так почему бы не сделать любимому человеку приятное… Ведь это совсем не трудно, да и самой жить веселее будет. Но вслух я всего этого произносить не стала, только быстренько прервала Натальину тираду:
— А вы и Гале советовали поступить так же?
— Конечно! Я не раз ей говорила, что таких мужей нужно немедленно бросать. А то ведь годы идут, застрянешь с таким надолго, потом он все равно тебя бросит ради другой, а ты уж никому не нужна будешь. А пока молодая, найдешь еще свое счастье. Вот она, наверное, к моему совету прислушалась и ушла от него. И правильно сделала!