— Дело в том, Клавдия Александровна, что в одном из дворов, где вы по воскресеньям торгуете молоком, произошло убийство. А именно: на улице Вавилова. Так вот я хотела бы задать вам несколько вопросов. Как возможному свидетелю. Вы не возражаете?
— Какое убийство? — Страх с лица женщины не только не сошел, наоборот, усилился. — Я ничего не видела.
«Необходимо срочно разрядить обстановку, — мелькнула у меня мысль. — А то она сейчас захлопнет перед моим носом калитку и откажется от всего на свете». Поэтому я быстренько изобразила умоляющий взгляд и почти нежным голосом проворковала:
— Не могли бы мы пройти к вам в дом? Я вам все подробно объясню.
Клавдия с сомнением прищурилась, наверняка подозревая во мне налогового инспектора, решившего хитростью проникнуть в ее жилище. Но я не дала ей времени на дальнейшие размышления и шагнула вперед, косясь на здоровущую грязно-белую псину, с явным вожделением взирающую на меня. Но она сидела довольно спокойно, пристегнутая к конуре толстой цепью. Лишь слюна вожжей стекала из раскрытой пасти. Весь вид собаки говорил о том, что она голодна. Тем не менее это меня не остановило, и Клавдии, словно гостье, пришлось идти за мной.
Мы прошли по узкой земляной дорожке мимо многочисленных грядок, и я присела на широкое низенькое крылечко возле раскрытой настежь двери.
— Садитесь, — похлопала я рядом с собой, создавая тем самым видимость непринужденных и даже свойских отношений.
Клавдия Александровна удивленно посмотрела на меня, потом на крыльцо, но все же присела, недовольно крякнув.
— Вы мне вот что скажите, уважаемая: в прошлое воскресенье вы во сколько прибыли на улицу Вавилова?
— Да в шесть утра, как обычно. Пока расставлю все, пока молоко по банкам разолью, то да се… А там уж и покупатели подойдут, — сложив руки на коленях, как примерная ученица, заговорила она, пряча от меня взгляд.
— Так. Замечательно. Мне сказали, что вы устраиваетесь всегда возле трансформаторной будки. Верно?
— Ну.
— И до какого времени там оставались в тот раз?
— Да ведь как всегда. Володька за мной в полвосьмого приехал, — так и не глядя на меня, отозвалась Клавдия.
— Вот и вспомните теперь, не подходила ли в то утро к красивой белой машине девушка небольшого роста, худенькая. Могла быть одета в белую же футболку и серое трико. И не открывала ли она багажник этой красивой машины?
Тут Клавдия Александровна встрепенулась:
— Ой! Подходила! Я тогда на нее очень даже внимание обратила.
— Так-так-так, — скороговоркой затараторила я, заелозив на месте от нетерпения. — И что же привлекло ваше внимание?
Видя, что ни о каких налогах речь не идет, Клавдия Александровна совсем раскрепостилась и, сев ко мне вполоборота, принялась рассказывать:
— Вот смотрю, значит, выходит из подъезда эта краля…
— Простите, из какого подъезда?
— А из второго. Из девятиэтажки. Вота, значит, выходит, меня не видит. Не моя клиентка, молоко никогда у меня не брала, не знает, что я тут. А я ее вижу хорошо. Ну, вот. И я себе думаю: чего так рано вышла да с пакетом? Можа, ко мне все-таки? Ан нет. Прямиком к этой машине белой идет. И стала багажник ковырять. Че-то у нее не получалось, я уж подумала, не воровка ли. Нет, гляжу, ключ держит. Потом пакетик с руки снимает. Достала оттудова че-то и вроде как в багажник положила. Захлопнула его. А потом вдруг р-р-раз! В кусты че-то закинула. Сирень там растет. И вроде стекло разбилось. Я прям подскочила. Вот, думаю, мусорит тут, да и стеклотару не бережет. Мы ведь с мужем бутылки завсегда сдаем, а уж банки, сами понимаете, на вес золота. Тут она меня заметила. Испуганно как-то взглянула, ну и пошла прочь. Вота, — довольная собой, закончила Клавдия и потерла коленки, разглаживая подол.
— Отлично! Просто замечательно, какая вы наблюдательная, Клавдия Александровна, — от души похвалила я. — И куда же эта девушка пошла?
— А в подъезд обратно вернулась.
— Она блондинка была или брюнетка?
— Да светленькая такая, — потрогала Клавдия свой платок. — Блондинка, блондинка. В серых штанах и белой кофточке, как вы и сказали.
Я достала обе фотографии Галины и протянула Клавдии ту, где она была без пририсованного мною парика:
— Эта?
Клавдия взяла карточку, отставила от себя подальше, затем приблизила и, вернув обратно, почти шепотом произнесла:
— Она. Точно она. А что, ее, что ль, убили-то?
— Ее, — вздохнула я. — Ну а что потом? Не выходила ли она снова чуть позже?
Женщина тоже тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой.
— А может быть, похожая на нее девушка выходила? Только с черными волосами. Но в таких же штанишках и зеленых сланцах.
— Ой! — снова всколыхнулась всем телом молочница. — Точно! Черненькая выходила. Прям минут через пять. Я еще подумала, что в таком же наряде. Мода, что ль, у них теперь така?
Я подала ей другую фотографию.
— Похожа?
Клавдия Александровна проделала с ней те же манипуляции, затем отдала мне и, пожав плечами, сказала:
— Вроде похожа. А что, сестра, что ль, ее?
— Да нет, не сестра. Это она же, только в парике.
— Ох, батюшки, — всплеснула она руками. — И зачем же это так? Для моды, что ль?