Ключи судьбы

По двору слонялась Етонова челядь, холопы сидели в теньке под стенами построек. Етоновы гриди разошлись по городу, не зная, чего ждать от нового господина, но дворовая челядь осталась. Холопам было некуда идти, а перемена хозяина для них значила мало. Тиун, Близняк, пока не знал, как распорядится Святослав им, челядью и всем добром, поэтому ничего не делал. Жизнь княжьего двора, еще два дня назад кипевшая с привычной бодростью, почти замерла, Святославовы отроки чувствовали себя как в походе и сами варили себе кашу из найденных припасов.

У двери в клеть сидели двое Святославовых гридей. Кивнув им, Болва шагнул за порог. Войдя вслед за ним, Лют сразу увидел длинное тело на полу, а позади него женщину, сидящую на ларе. При виде них она вздрогнула, подняла голову…

Обойдя тело Етона, будто бревно, Лют приблизился к ней. Величана встала ему навстречу. Выглядела она больной: бледная, с опухшими глазами, с дрожащими губами. Из Киева она вспоминалась ему как дева из сказаний, и не верилось, что он сам был с ней в том же сказании. Теперь она стояла перед ним живая и настоящая – чуть ниже среднего роста юная женщина, испуганная и несчастная. Не сказать, чтобы сейчас она была красива, но от жалости у Люта сердце переворачивалось в груди.

– Зачем ты здесь? – полушепотом спросил Лют: голос его не слушался.

Он пристально вглядывался в ее лицо; хотелось поцеловать ее, просто чтобы утешить, но он не смел. Это все же княгиня, он ей не в версту. Жутко было видеть ее рядом с мертвецом, прикованную к нему невидимой цепью и обреченную уйти следом.

– А где мне быть? – так же шепотом ответила Величана. – У меня с ним одна дорога.

Болва тоже подошел к ним, с любопытством рассматривая Етонову вдову. На ней было все то же красное греческое платье, неуместное при ее изможденном лице.

– Ты могилы не бойся, – вполне дружелюбно посоветовал он. Величана перевела на него взгляд, припоминая, что этого человека она видела еще зимой среди спутников Люта. – У них ведь какое условие положено: кто одолеет, тот весь дом и семью убитого получает. Ты теперь Святославу принадлежишь. Захочет – пошлет тебя с покойником, не захочет – себе оставит. Ты попроси его. Ты вон какая молодая, собой хороша – пожалеет он такую деву мертвецу отдавать.

– Думаешь, пожалеет? – с досадой и недоверием спросил Лют. – Не очень-то он жалостливый…

– Не от жалости пожалеет, а оттого, что своего он не отдает никому, – наставительно пояснил Болва. – Он же в святилище сказал: что было Етоново, то теперь его. Он просто про вдову не думал еще. А как вспомнит, так решит.

Величана снова села и опустила голову. У нее не было сил просить, бороться, даже бояться. Она просто ждала, как решится ее судьба, и изнемогала от ожидания. Ей даже жить уже не хотелось – лишь бы все кончилось поскорее.

Лют прикоснулся здоровой рукой к ее плечу. Он сделал бы все ради ее спасения, но не мог взять в толк, что именно нужно делать. Просить за нее Святослава? Ему, Люту? Не такая меж ними любовь, чтобы князь прислушался к его просьбам. Скорее наоборот. Святослав недолюбливает Свенельдовых сыновей с тех самых пор, как в тринадцать лет взошел на киевский стол – и для того есть причины. Не слишком проницательный, но осторожный, Лют опасался, что своим заступничеством за Величану только навредит ей. Брату Мистины Святослав охотнее откажет, чем станет потворствовать. Повод найдется.

– Ты Олега попроси, – подсказал Болва, читая по лицу его мысли. – Он человек добрый и с князем в близком родстве. Его князь выслушает. А сам он христианин – если сможет, не допустит, чтобы жену в жертву мужу губили.

– Это верно! – сообразил Лют и воспрянул духом. – Я пойду к нему!

Он еще раз сжал плечо Величаны и торопливо вышел. Она подняла голову и взглянула ему вслед. Олега Предславича она видела в полдень в святилище, но сейчас не понимала, чем этот человек может ей помочь. Лучше бы Лют не уходил… Само его присутствие, пусть бы он даже молчал, поддержало бы ее больше, чем самые верные надежды на спасение.

* * *

Погребение Етона от победителя не требовало почти никаких хлопот – покойный обо всем успел позаботиться сам. Без лишнего шума на жальнике за святилищем, близ высокой могилы Вальстена, приготовили могилу по русскому обычаю – вырыли широкую яму, обшили досками пол и стены. Тиуну уже было указано, какую скотину забить для поминальной стравы. На следующий день после поединка, показывая Святославу хозяйство и имение, Близняк порой указывал на что-то и говорил: «А это князь пожелал с собой взять». Это же относилось к лучшему коню: Близняк уверял, что Етон вырастил жеребца нарочно для своего погребения. Ведь там, куда он отправится, он вновь станет сильным, и ему не к лицу будет разъезжать на той смирной кобыле, на какую его здесь подсаживали отроки. Стеклянные греческие чаши, тот позолоченный кубок, что шестнадцать лет назад привез Мистина, игральная доска и фишки из красного и желтого стекла, две перемены хорошей одежды, два окованных серебром питейных рога, полный набор вооружения – Етон ничего не забыл, обо всем распорядился.