Ключи судьбы

Наконец в глазах у нее прояснилось. И оказалось, что ее держит за руки какой-то рослый «волк».

– Куда ты меня тащишь? – Величана в страхе отшатнулась. – Пусти, хватит уже! Накатались!

– Пойдем-ка со мной, – сказал он, наклонившись к ней, чтобы она расслышала его в общем шуме.

Но Величана отшатнулась и рывком попыталась освободить руки.

Она узнала этот голос. Слышала она его мало, но каждое слово глубоко отпечаталось в памяти. Это он сказал ей три месяца назад: «Признаешь ли меня, супруга моя любезная?»

– Кто ты? – в ужасе воскликнула она, пятясь, но он не выпустил ее и вновь дернул к себе.

– Это я, – с нажимом сказал он. – Не признала?

– Кто – ты? – Величана продолжала упираться и пятиться.

– Я муж твой! – Он наклонился к ней, отпустил одну руку и сдвинул личину вверх, на затылок.

И Величана увидела памятное ей лицо – широкий нос, густые черные брови, пристальный острый взгляд… Вот сейчас, под звериной личиной, этот взгляд уже не казался неуместным.

– Как ты… опять… это… об…

Величана не смела выговорить «оборотился», помня, что землей-матерью клялась не выдать тайны.

– Нынче ж ночь такая – чудесная, – нетерпеливо ответил он. – Я каким хочу, таким и буду.

– Но ты сказал – раз в год!

– А ты что – не рада! Разве не хотела меня вновь молодцем увидеть?

«Нет!» – мысленно отрезала Величана. К старику мужу она уже привыкла – было немного стыдно зваться женой дряхлого деда, но старый Етон был с ней ласков, и она чувствовала себя с ним в безопасности. Покуда жив…

Но этот! Молодой! Это был в ее глазах совсем другой человек, незнакомый и опасный. Ничуть не схожий с тем, привычным. То чувство жути, какое он внушил ей в брачную ночь, когда на нем был дорогущий шелковый кафтан, сейчас, когда он пришел в шкуре и звериной личине, усилилось десятикратно. Все самое страшное, что жило в дикой лесной стихии, грани Навей, теперь очутилось прямо здесь, в священном месте, и крепко держало ее за руки.

– Ну, иди, не бойся… – Он все тянул ее прочь от света костра и факелов, к выходу с площадки святилища. – Потолкуем…

Все существо Величаны противилось тому, чтобы идти с ним, но он силой увлекал ее в сторону от толпы, занятой катанием молодух. Кричать она не смела, чтобы не выдать их с мужем общую тайну. Но что же это! – Етон заставил ее землей-матерью клясться, что она его не выдаст, а сам в молодом обличии разгуливает себе перед всем людом плеснецким! Любой, кто сейчас глянет в их сторону, увидит его молодое лицо! Изумленная, растерянная, негодующая, до смерти усталая Величана против воли шаг за шагом дала увести себя к самому валу вокруг святилища, где горели огни.

– Скажи мне, – молодой Етон взял ее за плечи и наклонился к лицу, – ты как, тяжела?

– Что?

– Понесла ты с той ночи?

– А то ты не знаешь! – Величана подняла к нему лицо и, одолевая дрожь, заставила себя взглянуть в эти звериные глаза, совсем черные во тьме. – Третий месяц как знаешь! Сам велел молчать, от людей таить, чтобы вороги наши не проведали!

– Верно ли? – Он встряхнул ее, стискивая плечи железными руками.

– Да уж куда вернее! – возмущенно вскрикнула Величана. – Не тряси меня, я не мешок!

Мгновение он помедлил, потом снова схватил ее за руку:

– Пойдем!

– Куда? – крикнула Величана.

Но он, не слушая, уже тянул ее за собой прочь из ворот вала.

* * *

Какой-то длинный парень в шкурах, из числа «страшных наряжонок», тащил из ворот святилища молодую женщину. При свете двух больших костров на валу над входом Лют узнал в ней княгиню.

Не поверил своим глазам, думал, что ошибся. Но это была она – он так часто вспоминал ее лицо, что не смог бы спутать с другой, хотя сейчас на ней был не крытый красным шелком бобровый кожух, а какая-то лохматая шкура. Она и неведомый ряженый бес боролись в проеме входа, а с разных сторон к ним бежали люди… или нет. Люди – только с одной стороны, с площадки. Несколько баб спешили, путаясь в подолах, и вопили. А снизу, от реки, поднимались еще двое-трое ряженых – эти двигались быстро, ловко, как волки.

На глазах у Люта самый длинный подхватил Величану на руки и понес вниз. «Волки», поднимавшиеся навстречу, метнулись наперерез бабам; одна пыталась огреть волка пестом по голове, но тот увернулся, схватил ее в охапку и покатился с ней по снегу. Что было с другим, Лют не видел – его занимал только тот, долговязый, что уносил Величану.

Сам он шел к святилищу от реки, и хищник бежал ему навстречу. На бегу он оглядывался, нет ли погони, примечал, как его собратья дерутся с женками – тех уже набежало голов пять. И не заметил подходившего из темноты Люта, пока тот не встал вплотную и не преградил ему дорогу.

Из оружия при себе был только поясной нож, но Лют надеялся уладить дело без помощи острого железа. Отец учил его не спешить с этим. «Однажды пролитую кровь назад не собрать, – внушал Свенельд Люту еще в отрочестве. – Только начни – столько натечет, что города утонут. А если кто рубит только потому, что противник стоит удобно для удара, – такие сами долго не живут».

– А ну стой! – Лют схватил долговязого за плечо. – Далеко ли собрался, отроче? Не тяжела ли ноша?