Легкий шум пробудил Эми от дремоты. Вернувшись в Англию неделю назад, она много спала. Ей понравилось спать. Идеальный способ забыться. Зато пробуждение становилось проблемой.
Мать дала ей чашку чая и села в садовое кресло рядом с дочерью.
Прилетев в Англию, Эми попросила водителя отвезти ее в родительский дом, а не на квартиру в центральном Лондоне, которую делила с подругой. Иногда девушке необходима мама. Настоящая мама. Женщина, любившая и растившая ее с тех пор, когда она едва могла открыть глаза.
Мама была счастлива видеть ее.
Последние сомнения Эми были надежно изгнаны.
Ночной разговор завершился признанием того, чего мама смертельно боялась. Будто Эми скрепит отношения с Нейзой.
– Никогда! – решительно покачала головой Эми. – Ты моя мама. Не она.
– Вот и хорошо.
В обычно спокойных голубых глазах матери сверкнула свирепая ярость.
– Ты моя дочь. Не ее.
– Почему же ты поощряла мое желание узнать о моих корнях? – спросила сбитая с толку Эми.
– Нам всем нужно знать, откуда мы произошли. И я боялась, что, если запрещу тебе, ты займешься этим тайно, а однажды уедешь, и я потеряю тебя.
– Ты никогда меня не потеряешь.
Столько слез было пролито в эту ночь!
Теперь они сидели в дружелюбном молчании на английском солнышке. Тишину нарушало только пение птиц в густых кустах сада. Стоял настоящий британский прекрасный день поздней весны.
– Готова поговорить? – спросила мама.
Эми покачала головой. В горле застрял ком. Даже во время разговоров по душам она не смогла рассказать о Гелиосе.
Даже думать о нем было слишком больно.
После ее побега от него пришло только одно известие. Эсэмэска с единственным словом: «Прощаю».
Прощает за то, что она так внезапно уехала.
Судя по молчанию, он тоже смирился. У нее нет права терзаться день и ночь из-за того, что он больше не пытается связаться с ней.
– Что ты постоянно теребишь у себя на шее?
Эми молча подалась вперед, демонстрируя гранатовое ожерелье.
Мама потрогала его и улыбнулась:
– Как красиво.
Эми не могла подобрать слов для ответа. Когда мама отпустила ожерелье, она прижала его к себе.
– Разбитые сердца излечиваются, – тихо успокоила мама.
Эми коротко кивнула и сглотнула, опасаясь, что снова заплачет.
– Очень больно, – задохнулась она.
Мама стиснула ее руку.
– Знаешь, что делать, когда жизнь дает тебе лимоны?
– Готовить лимонад?
– Нет, выбросить их и раздобыть апельсин.
Эми, не выдержав, рассмеялась:
– Понятия не имею, что это означает.
– Я тоже. Но так говорила моя мать, когда я была ребенком.
Все еще крепко держась за руки, они уселись в садовые кресла, надели очки и стали загорать.
Помолчав, мама снова заговорила:
– Думаю, моя мама пыталась сказать: как бы жизнь ни испытывала тебя, всегда есть выход и варианты, кроме очевидных. Когда твой отец впервые привез тебя домой, очевидным решением было бы выбросить его из дома и тебя вместе ним. Это и называется «делать лимонад». Но, взглянув на тебя, я увидела невинного, беспомощного новорожденного ребенка, сестру того, которого я носила под сердцем. Поэтому и предпочла добыть себе апельсин. И никогда об этом не пожалела. Сожалею только о том, что не я носила тебя, как твоих братьев.
Она сняла темные очки и улыбнулась теплой материнской улыбкой, которую так любила Эми.
– Тот мужчина, что разбил тебе сердце, хороший человек?
– Самый лучший.
– Он стоит твоей боли?
Эми дернула головой, пытаясь кивнуть.
– Тогда тебе решать, делать лимонад или искать апельсин. Собираешься барахтаться в своей боли или превратить ее в нечто конструктивное?
– Даже не знаю, с чего начать.
– Начни с того, что примешь боль и смиришься с ней, но откажешься позволять ей управлять собой.
Эми закрыла глаза. Если кто-то и знал, как справляться с болью, так это мама. Она вытерпела целое море боли, но не позволяла ей управлять собой.
По сравнению с мамой ей не на что жаловаться. Мать невинна. Эми сама навлекла на себя беду.
Гелиос стоял у двери покоев деда, стараясь заранее справиться с медицинским запахом, который обрушится на него, когда он переступит порог.
В покоях было тихо.
Пройдя через комнату, бывшую когда-то королевской спальней, а теперь напоминавшую больничный блок, он увидел деда, спавшего на специально регулируемой медицинской кровати. Рот и нос закрывала кислородная маска.
Рядом сидели братья. Сиделка тихо читала в уголке.
– Какие-то перемены? – тихо спросил Гелиос.
Он вышел-то всего на час, но скорость угасания деда за последние два дня была пугающей. Все понимали, что осталось недолго.
Талос покачал головой.
Заняв место по другую сторону кровати, Гелиос повел плечами. Тело казалось затекшим.
Тезей держал правую руку деда. Наклонившись, Гелиос взял левую, приняв то же положение, как дед, когда его королева лежала на такой же кровати в соседней комнате и из нее утекала жизнь.
Через несколько долгих минут дед открыл глаза.
– Воды… – прохрипел он.
Гелиос и Тезей подняли его вместе. Талос поднес стакан воды к его рту и сунул соломинку между губ.
Напившись, король взглянул на внуков. Взгляд задержался на каждом по очереди. Эмоции мелькали в быстро тускнеющих глазах.