Клювы

– Были хорошие учителя.

– А «хобби» по-чешски koniček. Как «конек», легко запомнить.

– Очень вкусно! – Она уплетала сыр. – Я твоя должница. Мой «коничек» – пироги с вишнями. Так что в следующий раз за мной ужин.

– Договорились! – Идея следующего раза обнадеживала.

На улице, перед тем как расстаться, она чмокнула его в щеку.

– Спасибо за еду и за порядочность.

Подозрение клюнуло: не был ли ночной эксцесс постановкой, проверкой? Обкатав, он отмел эту мысль. Нельзя сымитировать такой бессмысленный взгляд.

Корней запустил браузер, вбил в поисковую строку «сомнамбулизм».

«Психическое расстройство парасомнического спектра, при котором люди совершают какие-либо действия, находясь в состоянии сна».

«Склоняют к сексу», – от себя добавил Корней.

«Случаи сомнамбулизма обычно состоят из простых, присущих конкретному человеку действий, но иногда появляются сообщения о людях, чье поведение во время сна отличается высокой сложностью».

Статью из «Википедии» иллюстрировала картина Джона Эверетта Милле: босоногая девушка в белой сорочке бредет по полю. Да, именно такие глаза были у Оксаны.

«Причина снохождения неизвестна».

«По оценкам, распространенность составляет 4,6 – 10 %».

– Редкий экземпляр… – буркнул Корней.

«Название „лунатизм“ происходит от позднелатинского lunaticus – безумный, от латинского luna – луна. Термин связан с представлениями древних народов о влиянии лунных циклов на психику человека».

– Полнолуние… – шепнул Корней.

В прихожей зазвенели колокольчики, ворсистый ковер зашуршал под подошвами.

– А кто это у нас опаздывает? – спросил Корней.

Но на пороге появился вовсе не Соловьев. Визитер был одет в элегантный костюм цвета морской волны, льняную рубаху с широким воротом и остроносые туфли. Яйцеобразная голова заострялась к ранней лысине. Круглые очки стреляли бликами, отражая свет. Поразительно высокий, мужчина пригнулся, чтобы не удариться макушкой о притолоку.

Корней перешел на чешский:

– Здравствуйте.

Визитер улыбнулся. А Корней онемел.

В интернат Корней Туранцев поступил семиклассником и отучился два года. Два бесконечно тяжелых года. Ему мнилось, что будет неплохо пожить вдали от маминого приятеля. Но фантазии о летнем лагере, днепропетровском Хогвартсе, расшиблись о суровую реальность.

Дети в интернате были хуже, чем третий отчим. Учителя тоже, особенно Анатолий Анатольевич Грач, химик. Обидные клички, пропавшие из тумбочки вещи, жвачка в тетрадках – самое безобидное, что поджидало Корнея.

На территории школы догнивала заброшенная котельная, в ее недрах мальчишки курили, а некоторые экспериментаторы нюхали клей, пытались добыть наркоту из пенки для бритья или балдели от колес трамадола.

Туда зимой трое подростков затащили Корнея, раздели донага и тыкали носом в захарканный обледенелый пол.

Паша Дымченко по прозвищу Дым. В первое время он не проявлял по отношению к новенькому никакой агрессии, был поспешно занесен в категорию «нормальных». Ошибка вскрылась довольно быстро. Начав с безобидных подколов, в октябре Дым без малейших причин перешел на подножки и оплеухи.

Он прощупывал почву и понял, что почва рыхлая.

Дым не просто травил Туранцева, он возглавил травлю.

– Терпи, – сказал отчим, – или дерись.

Легко советовать.

Раздеть Корнея придумал Дым.

– Снимайте с него шмотки, ребзя.

Лопнула резинка трусов. Мороз вгрызался в кожу, а Корней хныкал, сгорая от стыда.

Его перевернули на спину, словно нелепого жука.

– Зыряйте, писюн обрезанный! Где твоя шкурка, Туранцев?

Он мог переадресовать вопрос детскому хирургу, оперировавшему маленького Корнея, но Дым ударил ботинком в бок:

– На меня смотри, жид! Ты жид, так?

Корней замотал головой.

– Че ты ля-ля? Только жидам кромсают залупу!

– Н-нет.

– А чем докажешь? – спросил подельник Дыма, Сергун.

– Да, да, чем докажешь?

Корней замычал, заворочался в ледяном крошеве и окурках.

– А пусть он в жида плюнет! – сказал Дым.

– Тема, – одобрил Сергун.

– Приведите-ка Мишку Бродского.

Мишу привели – застенчивого ботаника-аккуратиста. Он сразу расплакался. Голого Корнея подняли и поставили напротив.

– Плюй.

Слезы струились по щекам Миши.

– Нет, – тихо сказал Корней.

– Что ты мямлишь, пидор?!

– Нет. – Голос стал тверже.

– Повтори-ка.

– Нет!

Двадцатисемилетний Корней едва не выпалил это «нет» в лицо визитеру.

Потому что узнал его.

Потому что в офис пражского издательства заскочил Паша Дым собственной персоной.

«Но это нонсенс, – ошалело подумал Корней. – Дым не мог очутиться здесь…»

Страх окутал его. Не тот страх, что он испытал в котельной.

Иного свойства.

В девяносто восьмом они с мамой ненадолго перебрались в безликий степной городишко Херсонской области. Хрущевки, винно-водочные магазины, разруха. И каменный сад – нагромождение стен на площади.