Когда я говорила, что ни за что не притронусь к местным харчам, то нагло врала себе и своему желудку. Желудок впоследствии взбунтовался и победил в этой неравной борьбе со здравым смыслом. В принципе завтрак в лагере ничем не отличается от моего завтрака дома. Тот же чай и каша… Мне хочется верить, что это чай и каша… Абсолютно безвкусную, белую похлебку в тарелке, с не разварившимися комочками и какими-то сероватыми крупицами, о происхождении которых я даже думать не хочу, душегубы уплетают за обе щеки. То, что мне налили в стакан, описанию вообще не поддается, но я так сильно хочу есть, что кончаю с трапезой минуты за три.
Просто глотаю эту кашу, даже не стараясь ее разжевать, и все запиваю чаем, надеясь не распробовать вяжущий привкус чего-то необъяснимого на языке. Если это не отрава, то несколько дней на подобном пайке я протяну. А вот что будет дальше, я предпочитаю не загадывать.
Этим утром людей в столовой немного. Видимо большинство предпочло не выходить из своих комнат, переживая тяжелое время в безопасности своих четырех стен. Я наделась увидеть Сергея и поговорить с ним кое о чем, но он в столовой так и не появился.
Маша, сидевшая со мной, его тоже не видела.
— Кстати, спасибо за то, что постирала одежду, — благодарю я ее слегка запоздало.
Запах порошка я ощущаю с самого утра.
После того, как я вернулась в комнату, где мне выделили целую кровать, я с удивлением обнаружила на стуле стопку своих вещей. Конечно, без стиральной машины парку выстирать было нереально, но Маша как-то умудрилась очистить ее от грязи и слизи. И еще от того ужасного запаха.
— Не за что, — отвечает она мне. — Я была рада помочь.
За соседним от нас столом завтракают Семен и Дмитрий. Мне не слышно их разговора, но за все то время, что они там сидят — а в столовую они пришли позже нас — мужчины даже не притронулись к своей еде. Я знаю, что они нас заметили, возможно, их разговор в той или иной степени касается нас — новоприбывших, но они оба демонстративно в нашу сторону не смотрят.
— Если ты закончила, то пойдем. Раз тебя еще никуда не распределили, то лучше нам держаться вместе.
Соглашаюсь с Машей и вместе с ней выхожу из-за стола. Весь путь до выхода, у которого по уже какому-то для меня обыкновению толпятся люди, я ощущаю на своей спине чужие взгляды.
Выйдя на улицу, я с удовольствием вдыхаю морозный воздух. Если бы я не знала, что нахожусь под землей, то ни за чтобы не поверила тому, кто попытался бы меня в этом убедить. Снаружи прохладно. Погода разгулялась и обещает всем нам солнечный день. Я не понимаю, как работает эта система, но абсолютно все в Клоаке выглядит натурально. И небо, которое нечасто одаривает жителей поверхности своей синевой в зимние месяцы. И солнце, которое умудряется как-то пригревать. И даже сугробы выглядят как настоящие.
— Ты в порядке? — спрашивает у меня Маша.
Мы направляемся к месту ее работы.
— Вполне. Горячий душ меня оживил.
— А была бы горячая ванна, было бы еще лучше, да?
— Да. Намного.
Маше двадцать восемь. На поверхности она снимает небольшую квартирку недалеко от садика, в котором работает, она не замужем и в замужество особо не стремится. «Делать там нечего», — повторила она для меня заученную фразу всех своих замужних подружек. Маша была спокойным, но при этом сверхчувствительным человеком. Из-за этого, наверное, она и стала работать с детьми. Нужно было иметь не только огромное терпение, чтобы не прибить этих шумных человечков, но еще и бескрайний запас любви к чужим детям, чтобы поддерживать свое терпение.
Первое, что спрашивал Князь при знакомстве с неофитами, это, разумеется, их навыки и профессии. Маша была единственной из моих попутчиков, кто уже работал по диплому и жил той самой взрослой жизнью, полной вечной нехваткой денег, нескончаемых счетов и полупустого холодильника за неделю до зачисления на карту зарплаты. Узнав о том, что она работала с детьми, Князь распределил ее в местный «детский сад». Сергей, по ее словам, приглянулся лидеру душегубов своей спортивностью, из-за чего и получил возможность выходить за пределы лагеря. А Белла оказалась слишком красивой для того, чтобы нагружать ее тяжелой работой.
И про Беллу, кстати говоря, я до сих пор ничего не знаю.
— Мне так и не сказали, чем я должна буду заниматься.
— Думаю, Князю сейчас не до этого, — произносит Маша, коротко кивая двум мужчинам на входе в одноэтажное здание.
Они игнорируют ее приветствие, но без лишних слов впускают нас внутрь.
Я замечаю, что у каждого дома стоит по два вооруженных человека. Маша сказала, что в лагере было построено около пятнадцати домов. Значит, как минимум у тридцати мужчин было оружие. И они умеют с ним обращаться.