— Я уже не неофит, — говорю я, ощутив, как потяжелело запястье.
Но я и не душегуб.
— Стой.
Костя останавливается, рукой преграждая мне дальнейший путь.
— Слышишь?
Я прислушиваюсь.
Это… Этот звук… Такой знакомый.
И воздух становится заметно свежее.
— Дождь, — произношу я, вспоминая этот звук. — Мы почти у выхода?
— Да.
Костя берет меня за руку и ускоряет шаг. Мы повернули один раз. Потом еще раз. И опять. Я видела стены небольшого туннеля, по которому мы идем. Значит, мы покинули комнаты самого убежища? В голове ярко всплывает нафантазированная мною карта. Конечно же, в любом жилище есть входная дверь, коридор и комнаты. Чем же бомбоубежище от него отличается?
Вскоре надобность в фонарике отпадает. Люк, ведущий наружу, и так открыт, и белый свет с легкостью попадает в сырое и темное помещение.
Отпустив мою руку, Костя снимает с плеча автомат и просит меня немного подождать, забираясь по скользкой лестнице, сваренной из прутьев, наверх.
Я стою под самым люком и смотрю на свет, морщась от попадающих на лицо капель. Капель… Дождь. В парке ужасно жарко. Но я сваливаю это на собственное плачевное состояние.
— Все чисто.
Костя заслоняет от меня свет и протягивает мне обе руки, помогая мне выбраться из-под земли. Стоит мне только выдохнуть скопившийся в легких воздух, как перед собой я вижу небольшое облачко белого цвета.
На улице теплее, чем прежде.
— Сезон сменился, — говорит Костя, принимая оборонительную позицию. — Я такое уже видел.
Мы вылезаем посреди какого-то парка. Вдалеке виднеются высокие дома, а позади нас проходит железная дорога, по которой, я в этом нисколько не сомневаюсь, я и попала в Клоаку. Возможно, именно здесь Семен и Тихоня сошли с поезда, а я отправилась дальше, в сторону конечной станции.
Но кое-что привлекает мое внимание куда сильнее, чем дома и елки. Стена. Ее я видела со склона, на который меня отвел Костя при первой встрече.
— Что за ней? — спрашиваю я у него.
— Не знаю. — Костя указывает в противоположную от «железки» сторону. — Лагерь там. Идти минут тридцать.
— Пойдешь со мной?
— Конечно, — без капли сарказма отвечает Костя. — Я должен довести тебя до лагеря, но дальше… Тебе придется выкручиваться самой. Князь наверняка провел перекличку, чтобы понять, кого не стало. Кто сбежал. Кого убили. Кто убился.
— Убился?
— Жетоны нужны всем, а темнота друг не только молодежи.
Мы выбираемся из парка. Стена с железной дорогой остаются позади. Дождь усиливается. Я насквозь промокаю, волосы теперь походят на страшные сосульки, а прилипающие к бедрам джинсы хочется стянуть с ног как можно скорее. Костя же только тяжело дышит, но идет рядом со мной, как и полагается любителю ОБЖ и огнестрельного оружия: с высоко поднятой головой и бегающими от одного дерева к другому глазами.
— Ты пытался найти выход, идя по путям? — спрашиваю я, стараясь не стучать от холода зубами.
— Пытался. И в одном и в другом конце вход в туннели. Глубокие. Я туда сунуться не рискнул.
И это правильно.
— А что насчет этой стены? Не пытался обойти ее?
— За день не получается, а оставаться ночью на улице, пусть и вдали от домов… Это не лучшая затея для того, кто пытается выжить.
— А если поделить стену на участки? Вдруг где-нибудь найдется спасательная дверь?
— Если бы таковая имелась, то те, кто изначально жил в Клоаке, о ней бы знали. Ты так не думаешь?
Нет, не думаю.
— А сколько их осталось? Тех, кто жил в городе изначально?
Костя пожимает плечами.
— А мне откуда знать? В лагере об этом как-то не распространяются.
А почему? Что заставляет их молчать? Князь? Но он местный. И сам ищет способ… Нет, не спастись же он пытается, а найти Центр управления, чтобы возродить город. А тот эксперимент, на который меня привел Семен? Вдруг в подвалах таких ученых еще целая куча? И…
Тот ученый. Он же определенно не обычный дворник. Как он мог не знать, где Центр управления? Почему лагерь располагается на улице, когда где-то должны были быть целые научные объекты? С бетонными стенами, системами жизнеобеспечения и защитой на все случаи жизни. В голове так много мыслей, но у меня не получается собрать их воедино. Я только больше путаюсь, начиная думать обо всем и сразу.
До лагеря мы доходим минут за двадцать, быстрее, чем предполагал Костя. На обзорных вышках никого нет, и это Костю настораживает.
— Им сейчас не от кого защищать свою территорию, — говорю я, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
Червячки мои преспокойно спят.
— Ты говорил о том, что Князь должен был устроить перекличку. Может, это она и есть?
Костя молчит. Я вижу, как сокращаются желваки на его лице. Он о чем-то думает. И, возможно, решает для себя, что ему делать дальше: вернуться на водоканал или попытаться спасти брата прямо сейчас, воспользовавшись недавней неразберихой.
— Костя?
— Вон там в заборе дыра. Через нее Митяй тебя и вывел, — произносит он, поворачивая голову на мой оклик. — Я ближе подходить не стану.
— Я понимаю. Спасибо, что проводил.
Уголок его губ слегка дергается.