Клодет Сорель

— А вот этого как раз делать не надо, — спокойно возразил Александр Михайлович. Андрей и Роман внимательно смотрели на него, ожидая пояснений. Клодет тоже было интересно, как же он обоснует. Первым порывом и у нее было бежать, кричать, что называется, бить в колокола. Как же так — ничего не делать?

— У нас, господа, на диване спит наследница престола российского. Только недавно обсуждали этот вопрос, правда? И, боюсь, что вы в тот раз не до конца поняли всю серьезность проблемы. А проблема действительно серьезна, несмотря на мою крайнюю симпатию к великой княжне Марии Николаевне. Я вам предложил тогда решить логическую задачу: кому сегодня нужна великая княжна? Большевикам — точно не нужна, даже для показательного суда над Романовыми. Иначе бы они венценосную семью не убили. А убили, похоже, всех, кроме Марии Николаевны. Если это она, конечно.

— Что значит «если»? Она же сама так отрекомендовалась! — пробормотал быстро захмелевший Роман Темников.

— Знаете, Роман, у многих людей от потрясений такое начинает в голове твориться… Но эта барышня и внешне напоминает великую княжну Марию. Лиза, будь добра, принеси портреты царской семьи, по-моему, у нас сохранилась вырезка со времен войны.

Клодет всмотрелась в спящую девушку. Как выглядят царские дочери она, конечно, по портретам не помнила, они тогда — да и сейчас — все были для нее на одно лицо. А девушка — хорошенькая, вон, ротик открыла, дышит спокойно, видно, впервые за долгое время может спокойно спать.

— Ну, а пока хозяйка ходит за портретами, еще по одной?

Собутыльники не возражали. Клодет и Юлия присоединились. Какая все-таки гадость этот самогон! Но бьет в голову не хуже коньяка. А может и лучше.

Клодет попыталась представить, что должна была пережить эта княжна. Она, кажется, ее ровесница? Да, точно, они же одногодки. Клодет в свои девятнадцать успела поиграть в театре (если это можно было назвать игрой), попеть в кабаре, переспать с парой десятков глупых, но красивых молодых людей и умных, но некрасивых стариков. Успела попробовать коньяк и кокаин, встретила любовь всей своей жизни, пережила страх и голод, счастье и опасность, острое наслаждение запретной и неприличной страсти. А что видела вот эта девушка, которая так сладко сопит на диване? Суровую регламентированную жизнь царского дворца — в газетах часто появлялись восторженные репортажи, в какой аскетической обстановке живет семья государя императора. Наверное, даже не целовалась ни разу — с кем там целоваться-то, во дворце? И сразу же была изнасилована грязным мужиком и слабоумным идиотом. Ужас какой! До восемнадцати лет, до поры, когда все девушки расцветают и становятся прекрасными от душевных — да и физических, чего скрывать-то — волнений, она жила в этом своем дворце, ни на шаг не отходя от матери и сестер, да нянча больного брата. А потом — полтора года под арестом, взаперти, ожидая своей участи и не представляя, какой ужасной она будет. И расстрел. Жизнь после которого оказалась хуже смерти. Выжить после гибели всей семьи, спастись исключительно по воле небес, каким-то чудом — и в результате стать рабыней двух грязных мужиков, без устали терзавших ее изуродованное пулями тело.

Кошмар! Клодет неожиданно для себя разревелась, так жалко ей стало бедную наследницу престола.

Вернулась Елизавета Андреевна. Все сгрудились вокруг вырванной из журнала страницы, где в овальные медальоны с виньетками были вписаны портреты царской семьи. Разобрать, конечно, было трудно, но девушка на диване действительно чем-то напоминала великую княжну Марию Николаевну.

— Ну что ж, будем считать, что это на самом деле великая княжна, тем более, что, скорее всего, так оно и есть, — произнес Андрей.

— За здоровье государыни? — заплетающимся языком спросил Темников.

— Тебе хватит! — строго сказала Юлия, но Роман отмахнулся и опрокинул в рот стопку.