Клодина в Париже

Это мягкое «нет» подействовало на неё и немного остудило её пыл. Подобно сомнамбуле, она не противится, когда он помогает ей встать, и позволяет повести себя к выходу. Но вот паркет какой-то слишком мягкий, точно только что положенный, ещё горячий асфальт… Рено едва успевает подхватить её под локоть, он ведёт её, почти несёт к фиакру с опущенным верхом и садится рядом с ней. Экипаж трогается. В голове у Клодины шумит и нет ни единой мысли, она склоняет её на спасительное надёжное плечо. Рено тревожится:

– Вам нехорошо?

Никакого ответа.

– Нет. Но держите меня покрепче, потому что я плыву. Впрочем, всё кругом плывёт. Да и вы тоже, вы плывёте, правда?

Он обвивает рукой её талию, тревожно вздыхает. Она теснее прижимает к нему голову, но ей мешает шляпка. Неверной рукой она снимает её и кладёт себе на колени, потом снова склоняет голову на надёжное плечо с уверенностью человека, после долгого пути достигшего наконец своей цели. И разумная Клодина наблюдает это, отмечает в своей памяти, порой приближается к ней совсем близко… Подумаешь, удача! Эта разумная Клодина почти такая же сумасшедшая, как и та, другая.

Её спутник, её возлюбленный друг, не в силах устоять, сжимает в объятиях это хрупкое безвольное тело… Потом, овладев собой, он нежно трясёт её.

– Клодина, Клодина, придите в себя, мы подъезжаем к дому… Сможете ли вы без всяких затруднений подняться по лестнице?

– По какой лестнице?

– По вашей лестнице, на улице Жакоб.

– Вы собираетесь меня покинуть?

Она выпрямляется, напрягаясь, словно маленький уж, и без шляпки, с всклокоченными волосами, с потрясённым лицом вопрошает его взглядом.

– Но послушайте, детка… возвращайтесь домой. Мы сегодня вели себя по-идиотски. Всё произошло по моей вине…

– Вы собираетесь меня покинуть! – восклицает она, не заботясь о внимательной спине кучера. – Куда вы хотите, чтобы я шла? Я хочу идти за вами, с вами…

Глаза у неё краснеют, губы судорожно сжимаются, она почти кричит:

– О, я знаю, уходите, я знаю почему! Вы пойдёте к «своим» женщинам, к тем, которых вы любите. Марсель говорил мне, что у вас их не меньше шести! Они вас не любят, они старые, они вас бросят, они уродливые! Вы отправитесь спать с ними, со всеми! И будете их целовать, будете целовать даже в губы! А кто будет целовать меня? О, почему вы не хотите, чтобы я была хотя бы вашей дочерью? Я должна была бы быть вашей дочерью, вашим другом, вашей женой, всем, всем на свете!..

Она бросается ему на шею, цепляется за него, обливаясь слезами, рыдая.

– У меня нет никого на свете, никого, кроме вас, кроме вас, а вы меня покидаете!

Рено обхватывает всё её худенькое тельце, его губы прижимаются к курчавому затылку, к тёплой шейке, к солёным от слёз щекам.

– Покинуть вас, моё сокровище!..

Она внезапно замолкает, поднимает мокрое от слёз лицо и смотрит на него с невыразимым вниманием. Он бледен, тяжело дышит, лицо его кажется таким молодым под этой серебристой шевелюрой; Клодина чувствует, как напряглись и дрожат мускулы его больших рук, обнимающих её. Он склоняется к горячим губам этой девочки, которая встаёт на дыбы, вся выгибается, не то предлагая себя, не то сопротивляясь – она сама этого толком не знает… Экипаж резко останавливается у самого тротуара, и это отрывает их друг от друга, опьянённых, дрожащих и серьёзных.

– До свиданья, Клодина!

– До свиданья…

– Я не стану подниматься вместе с вами; я посвечу вам. У вас есть ключ?

– Ключ? Да.

– Я не смогу прийти к вам завтра; завтра уже наступило сегодня; я приду послезавтра, обязательно, в четыре часа.

– В четыре часа.

Тихая и покорная, она позволяет ему приникнуть долгим поцелуем к её руке и вдыхает, глядя на его склонённую голову, лёгкий запах светлого табака, который у него всегда с собой, потом поднимается по лестнице на четвёртый этаж, пробудившаяся мечтательница, и ложится спать, безумная Клодина, к которой присоединяется – как раз вовремя – разумная Клодина, ложится в свою кровать-лодочку. Но разумная Клодина с робостью отступает, восхищённая и почтительная, перед другой, которая шла прямо туда, куда вела её Судьба, не оглядываясь, как завоевательница или, может быть, как осуждённая…