Клодиус Бомбарнак (часть сб.)

Еще минута, и поезд резко затормозил. Сейчас он остановится.

Попов с озабоченным видом выходит из багажного вагона.

— Что произошло? — спрашиваю я.

— Неприятная история, — отвечает он.

— Что-нибудь серьезное?

— Нет, оборвалась сцепка, и два последних вагона остались позади.

Как только поезд остановился, несколько пассажиров, в том числе и я, выходят из вагона.

При свете фонаря легко убедиться, что обрыв сцепки произошел не от злого умысла. Но как бы то ни было, два последних вагона — траурный и хвостовой багажник, оторвались от состава. Когда это случилось и в каком месте?.. Этого никто не знает.

Трудно даже представить, какой шум подняли монгольские стражники, приставленные к телу мандарина Иен Лу! Пассажиры, едущие в их вагоне, и они сами не только не заметили, когда оборвалась сцепка, но подняли тревогу спустя только час или два…

Оставалось лишь одно: дать задний ход и дойти до оторвавшихся вагонов.

В сущности, ничего нет проще. Но Фарускиар ведет себя в этих обстоятельствах довольно странно: он настойчиво требует, чтобы приступили к делу не теряя ни минуты, пристает к Попову, обращается к машинисту и кочегарам. И тут я впервые услыхал, что он хорошо говорит по-русски.

В конце концов спорить не о чем. Все понимают, что нужно идти задним ходом для соединения с отцепившимися вагонами.

Лишь немецкий барон пытается протестовать. Снова задержка!.. Опять опоздание!.. Жертвовать драгоценным временем ради какого-то мандарина, да к тому же еще мертвого!..

Но его упреки пропускают мимо ушей.

А сэр Фрэнсис Травельян только презрительно пожимал плечами, и казалось, что с уст его вот-вот сорвутся слова:

«Что за администрация!.. Что за подвижной состав!.. Ну разве могло бы такое случиться на англо-индийских железных дорогах!»

Майор Нольтиц, как и я, поражен странным вмешательством господина Фарускиара. Этот всегда невозмутимый, бесстрастный монгол, с таким холодным взглядом из-под неподвижных век, мечется теперь из стороны в сторону, охваченный какой-то непонятной тревогой, с которой, по-видимому, он не в силах совладать. Его спутник встревожен ничуть не меньше.

Но почему их так интересуют отцепившиеся вагоны? Ведь там у них нет никакого багажа. Может быть, они испытывают пиетет перед покойным мандарином Иен Лу? Не потому ли они так упорно наблюдали в Душаке за траурным вагоном? Что бы там ни было, но майор, кажется, их в чем-то подозревает!

Как только мы вернулись на свои места, поезд двинулся задним ходом. Немецкий барон снова пытается возражать, но Фарускиар кидает на него такой свирепый взгляд, что он немедленно замолкает и уходит ворчать в свой угол.

Прошло больше часа. На востоке уже занималась заря, когда в одном километре от поезда были замечены потерянные вагоны.

Фарускиар и Гангир пожелали присутствовать при сцепке. Наблюдая за этой торжественной процедурой, мы с майором Нольтицем обратили внимание, что они обменялись несколькими словами с тремя монгольскими стражниками. Впрочем, тут нечему удивляться — ведь они соотечественники!

Все расходятся по своим вагонам. Поезд трогается и набирает скорость, чтобы хоть отчасти наверстать потерянное время.

И все-таки в столицу китайского Туркестана мы прибываем с большим опозданием — в половине пятого утра.

16

Восточный Туркестан, или Кашгария, является как бы продолжением русского Туркестана.[82]

Вот что писала газета «Нувель Ревю»:

«Центральная Азия лишь тогда станет великой страною, когда русская администрация распространит свое влияние на Тибет, или когда русские овладеют Кашгаром».

Наполовину это уже сделано. Рельсовый путь, проложенный через Памир, соединил русские железные дороги с китайскими, обслуживающими Небесную Империю от одной границы до другой. Столица Кашгарии теперь настолько же русская, как и китайская. Славянская и желтая расы пришли в тесное соприкосновение и живут в полном согласии. Долго ли они будут добрыми соседями? Представляю другим строить прогнозы на будущее; я же довольствуюсь настоящим.

В Кашгар мы прибыли в половине пятого; отправление назначено на одиннадцать часов. На этот раз железнодорожная Компания не пожалела времени путешественников. Я успею осмотреть город, даже при условии, что не меньше часа отнимут всякие формальности, которые учиняются не на самой границе, а в Кашгаре. Говорят, что русские и китайские власти стоят друг друга, как только дело коснется проверки бумаг и паспортов. Такая же мелочная требовательность, такие же придирки. Как грозно звучит в устах китайского чиновника формула: «Трепещи и повинуйся!», сопровождающая акт подписания документа на право пребывания в пределах Поднебесной Империи!

Итак, я должен трепетать и повиноваться китайским пограничным властям. Мне невольно вспоминаются страхи и опасения Кинко. Ему и в самом деле может не поздоровиться, если проверять будут не только пассажиров, но и тюки и ящики в багажном вагоне.

Когда мы подъезжали к Кашгару, майор Нольтиц сказал мне: