Клокочущая пустота

Брильянтами сверкают ножны,
Сияют звезды и кресты.
Казалось бы, ослепнуть можно
От переливной красоты.

Объятьем жарким с лаской нежной

Ладонь сжимает рукоять.
В резьбе на кости белоснежной
Могу ли счастье угадать?

Но вместо радости страданья

Сулит стальное острие.
Им раненный, плачу вам дань я
И сердце отдаю свое!

Меня к себе ты позови

И обнажи кинжал любви!

Едва закончил Сирано свое творение, как раздался стук в дверь. И в комнате вновь появился герцог д'Ашперон.

Заметив свежую рукопись стихов, он спросил:

– Новый памфлет против Мазарини?

Смущенный Сирано вскочил со стула, предлагая его герцогу.

– О нет, ваша светлость. Это дань настроению.

– К сожалению, – продолжал герцог, опускаясь на предложенный стул, – я вынужден испортить вам его, явясь сюда гонцом вестей печальных.

Сирано насторожился.

– Скончался наш великий Вершитель Добра, который с детства знал вас в Мовьере, – объявил герцог.

– Как? Возможно ли? Наш кюре?

– Да, брат мой, он, скромный приходской священник, но Истинный Служитель Добра, а не просто церкви. Тяжелый недуг унес его от нас. Долг доброносцев почтить его прах при погребении, но, к сожалению, мое появление там выдаст наше тайное общество с головой, ибо до того меня в Мовьере не видели и мое присутствие там будет истолковано как принадлежность вместе с покойным к одному сообществу, нетрудно будет догадаться, тайному… со всеми вытекающими отсюда последствиями, которые не замедлит низринуть на доброносцев враг Добра кардинал Мазарини.

– Я понял вас, ваша светлость. Долг доброносцев смогут отдать от их имени те люди, которые знали кюре при жизни в Мовьере, будучи там людьми не новыми.

– Именно так, брат мой. И с таким поручением от имени нашего тайного общества я и пришел к вам.

– Я тотчас отправлюсь в Мовьер, где найду еще одного члена нашего общества.

– Николя Лебре? Я рассчитывал на это. Мой дар, который я вручу вам, вы передадите тем беднякам, которым всегда помогал на правах кюре наш Вершитель Добра.

И вот по дороге вдоль извилистой Сены, затененной купами деревьев, ехал в родной Мовьер Савиньон Сирано де Бержерак. Когда-то в противоположном направлении проезжал здесь в Париж, чтобы завоевать его, удачливый герой, мечтавший о мушкетерском плаще, ныне состоящий при малолетнем короле капитаном отряда мушкетеров.

В том месте, где в детстве Савиньон и Кола ловили рыбу и за ними наблюдал будущий мушкетер, теперь через Сену был переброшен мост, и Сирано мог проехать по нему прямо в деревню Мовьер, не заезжая в поместье, прежде принадлежавшее его отцу.

Воспоминание о тех временах, о пожаре шато отца, из которого Савиньон вынес на руках сестренку, а отец – мать, всколыхнули чувства Сирано.

И тем горше было ему снова думать о разрыве с отцом, когда после ранения под Аррасом он пришел в отчий дом. Отец, неудержимый в гневе и упрямстве, был разъярен неудачами никудышного, как он считал, сына, не пожелавшего стать по примеру старшего брата аббатом. И он, скупец и деспот, не мог простить ему своих трат на его экипировку при отправке в отряд гасконцев капитана Карбон-де-Костель-Жалу по приказу его высокопреосвященства господина кардинала Ришелье. И вместо военной добычи, золота и парчи, чинов и наград сын явился с изуродованным и без того безобразным лицом, без связей, с дурной славой драчуна, а главное, без всяких доходов. Отец отказал Савиньону в приюте, не позволил даже увидеться с матерью (сестра из-за отца уже постриглась в монахини), а брат Жозеф торжествующе присутствовал при изгнании Савиньона из дома с отказом ему в какой-нибудь денежной помощи, передаваемой отныне полностью ханже Жозефу.

Тогда-то Савиньон, познав весь холод одиночества, и решился идти к доброносцам, чтобы искоренять зло, воплощение которого видел и в отце.

Вот и сейчас ему не с кем было поделиться своим горем утраты первого своего учителя, кюре. Некому было и поведать тайну овладевшей им страсти к Лауре-пламя.

Оставался только Кола Лебре, но разве он поймет все, слишком расчетливый в жизни, каким только и может быть деревенский лавочник, но все-таки это был его первый друг, и Сирано завернул по старой знакомой деревенской улочке к старенькой лавке.

Выскочивший навстречу всаднику Кола Лебре был вне себя от радости. Он столько времени ничего не слышал о Сирано, не знал, жив ли он.

Сирано соскочил с коня и сердечно обнял верного друга.

Потом лица обоих стали печальными. Их общий учитель, кюре, ушел от них.

Сирано передал Лебре кошелек с золотом, врученный ему герцогом, чтобы Кола раздал его бедным крестьянам.