Клокотала Украина (с иллюстрациями)

На вызов полковника Ганджи из польского лагеря выскочил шляхтич в цветастом жупане, на сильном коне турецкой породы; клинок его сабли сверкал арабским узором. Шляхтич был горячий, как и его конь, и он напористо налетел на Ганджу. Ганджа встретил первый выпад противника спокойно, даже неуклюже. Тот еще стремительнее налетел второй и третий раз, но Ганджа не изменял тактики. Это наконец рассердило пана, и он начал бить вслепую. Тогда Ганджа перешел в атаку. Еще один выпад, и тело противника рассталось бы с душой, но в этот момент конь Ганджи, как ужаленный оводом, сделал неожиданный скачок, клинок полковника свистнул мимо головы шляхтича, а тот, воспользовавшись этим, вонзил клинок под сердце Ганджи. Никто не заметил, как Остап Бужинский уколол концом сабли коня полковника, видели только, что он вертелся рядом, но когда Остап, а за ним и Семен Забусский поскакали к польскому лагерю, для всех стало ясно, почему погиб полковник Ганджа.

Измена Остапа Бужинского и Семена Забусского, пусть и ничем не приметного старшины, поразила всех казаков. Но особенно взволновала их гибель полковника Ганджи. Казацкий стан бурлил. Гетман Хмельницкий понял, что сейчас никакая сила не удержит казаков, и, чтобы предупредить самочинные действия, приказал двум полкам перейти речку и атаковать вражеский лагерь. Именно в этот момент к нему в шатер ворвался повстанец с искривленным от злобы лицом.

— Кто это дозволил так швыряться нами? — выкрикнул он, ощерясь.

Хмельницкий никак не мог примириться с мыслью, что погиб его боевой друг, бесстрашный казак, опытный полковник. И из-за кого? Из-за подлого изменника! Значит, он вредил и раньше?

— Ты кто такой, что вмешиваешься в мои распоряжения?

— А не все равно? Ну, сотник из отряда пана Остапа.

— Мало одной измены!

— Не доводите челове...

Но окончить он не успел — гетман с налитыми кровью глазами ударил его по голове своей тяжелой булавой, и сотник только охнул, пошатнулся и упал на землю.

— Уберите! К пану Капусте его!

А бой шел уже по всей долине. Казаки были сегодня страшны: скорбь по полковнику Гандже и возмущение Остапом удвоили их силы, и они целыми косяками уничтожали противника, брали в плен. Первый же пленный из панцирных гусар, чтобы вымолить себе жизнь, рассказал все, что знал, полковнику Капусте.

— А о чем там болтают шляхтич Забусский и Остап? — спросил пленного Капуста.

— Пан Забусский сказал, что в казацком лагере полный беспорядок, после первого же боя казаки разбегутся — никто из них не верит, что можно победить коронное войско. Это очень обрадовало шляхту, и пана Забусского ласкают, как только могут.

— А Остапа Бужинского?

— Остапу никто не верит, хотя он прямо землю ест.

— Так ему и надо!

— Он говорит, что ему сам гетман коронный поручил собрать отряд и озлоблять посполитых. И он это делал.

— Вот падаль!

— А может, он врет, пана Потоцкого-то нет, не проверишь!

— А вспомните, что он выделывал, клятый, так и проверять не надо, — сказал Морозенко. — Милость хотел заслужить у панов, ну и получил.

Гетман Хмельницкий решил дать генеральное сражение, когда подойдут татары. Крымский хан и сейчас не верил в силы и военную мощь запорожских казаков и все еще выжидал, а потому и на этот раз послал в помощь Хмельницкому только четыре тысячи татар во главе с Карач-мурзой. Татары были уже у Ольшаны и через два дня должны были прибыть в казацкий лагерь. Хотя у Богдана Хмельницкого теперь было одних только казаков около семидесяти тысяч да повстанцев столько же, однако без татарской конницы он не хотел начинать бой, ограничивался мелкими стычками, как сегодня. Поляки обрадовались, что прогнали казаков назад, за речку. «Ну и пусть радуются!» — подумал Хмельницкий и хитро улыбнулся.

Утром снова начались поединки, потом стычки малых групп, а потом и больших. К середине дня Хмельницкий уже бросил в бой пять лучших полков, успел уничтожить Сандомирский и Волынский пограничные полки, драгун киевского воеводы Тышкевича, хоругвь надворного войска Иеремии Вишневецкого. Несколько поручиков и хорунжих попали в плен живыми, а Ташицкий, ротмистр Вишневецкого, был убит. Немало погибло и казаков, мост через реку не раз переходил из рук в руки, но победа не давалась ни той, ни другой стороне и только разжигала противников.

На левом крыле конница Лаща нашла брод и, переправившись, атаковала полк Данила Нечая, но очень скоро лащевцам пришлось отступить назад, за речку. Нечай переправился по пятам врага и начал преследовать его, а когда противник в беспорядке бросился врассыпную, из засады выскочил королевский полк Осинского и отрезал казаков. Тут же возвратились и лащевцы, до сих пор умышленно отступавшие.

Началась жестокая сеча.

Полк Ивана Богуна был в резерве. Сам Богун стоял с Хмельницким у стен замка и от нетерпения ломал в пальцах прутик березы. Когда ряды Нечаевых казаков стали заметно редеть, он взволнованно крикнул:

— Пане гетман, видишь?

— Вижу, Богун.

— Приказывай!

— Другой раз умнее будет, — и даже отвернулся в сторону.