Клокотала Украина

— Но и его терпение лопнуло: толпами бежит в казацкий лагерь. Помнишь старого казака Прокопа Покуту, который с миром прощался? Так он даже из монастыря, из Межигорского Спаса, прибежал. Просит-молит казацкой смерти.

— Если уж и Покута поверил в тебя, пане гетман, то и весь народ поверит.

Хмельницкий отступил на шаг и посмотрел на Кривоноса сияющими глазами.

— Не налюбуюсь тобой, пане полковник!

— И я начинаю уже любоваться своим гетманом.

Они дружно засмеялись и крепко обнялись.

— Что же за дело такое неотложное, пане гетман?

— Зайдем в шатер, пане полковник.

IX

С того времени как стало известно о поражении при Желтых Водах и смерти раненого Стефана, коронный гетман Потоцкий потерял самообладание: раньше он считал позором даже садиться на коня, говорил «хватит канчуков [Канчук - плеть], чтобы разогнать толпу бродяг», теперь же отступал поспешнее, чем нужно.

Позиция между Корсунем и Стеблевом была весьма выгодной, чтобы дать здесь бой. Это показали первые же налеты татар и казаков, которые, оставив несколько человек на поле битвы, вынуждены были отступить. Нескольких казаков полякам удалось захватить в плен живыми. В их числе оказался и Покута. Он даже не успел еще обрезать длинные волосы и сменить подрясник на казацкий жупан.

— Всыпьте этому попу как следует! — крикнул гетман Потоцкий, удивленно вытаращив глаза на черный подрясник.

Покута от ударов плетьми только покряхтывал.

— Ну, хам, говори: сколько у Хмельницкого войска?

— Много, пане, готовь и свой зад.

— Что?

— Одних татар — сорок тысяч!

— Врешь, собачий сын! Было четыре, а теперь уже сорок. Всыпьте-ка ему еще!

Покута и теперь только кряхтел, но погромче, чем раньше.

— Стегай, стегай, лайдак, пока из тебя самого не вытрясли душу. Еще с этой стороны! — приказывал он палачу.

— Теперь скажешь?

— Скажу, паночку! Было четыре, а как увидели, сколько панской падали валяется в степи, прибежали из Крыма и стар и млад. Сам хан Ислам-Гирей с ордой стоит на Тясмине.

— Врешь!

— Пойди посмотри!

— На дыбу его! [Дыба – орудие пытки посредством растягивания тела жертвы с одновременным разрыванием суставов]

— Вот это казацкое дело! А то щекочет, как девку под копной!

С дыбы Покуту сняли чуть живого.

— Ну, гунцвот [Гунцвот - негодяй], теперь скажешь, сколько всего войска у Хмельницкого?

Покута долго хватал ртом воздух и наконец собрался с духом.

— Теперь скажу... Тикайте, паны-ляхи, пока вам казаки ног не повыдергали, тикайте поскорее, потому у самого Хмельницкого двадцать тысяч, и каждый день еще подходят, да Максим Кривонос привел тридцать тысяч — казаки один к одному, как на подбор.

Шляхта, которая до сих пор развлекалась зрелищем пыток казака в подряснике, тревожно зашумела.

Николай Потоцкий побледнел и злыми глазами уставился на польного гетмана.

— А я что говорил?

— Врет он, собачья кровь! — крикнул Калиновский. — Поджарьте его!

...Потоцкий долго смотрел на уже бездыханное тело седого казака и наконец раздраженно воскликнул:

— Отступать! Немедля!

Польный гетман на этот раз осмелился повысить голос.

— А я говорю: на этих позициях мы можем дать противнику бой, и это надо сделать!

— Надо, надо! — передразнил его Потоцкий. — Надо было думать неделю назад, тогда, может, и Стефан мой был бы жив.

— Это несправедливо, пане гетман коронный: мы выполняли приказ вашей милости.

— Так же, как и сейчас! У Богуслава я не побоюсь принять бой даже с султаном, не то что с каким-то там Хмельницким.

Гетман Хмельницкий в это время совещался в Иордыне со своими полковниками о дальнейшем наступлении. Объединившись с повстанцами Кривоноса, его армия теперь была в состоянии преследовать коронное войско, но противник имел втрое больше пушек, потому всю надежду приходилось возлагать на тактику. И то, что коронный гетман Потоцкий решил отступать от Стеблева, было первым результатом этой тактики. Теперь нужно было еще заставить коронное войско принять бой в таких условиях, чтобы ему невозможно было воспользоваться не только преимуществом в орудиях, но и тяжелой конницей.

— Напасть ночью, — советовал Кривонос.

— Ядра и в темноте калечат людей, — сказал Хмельницкий. — У меня иной план. Слепой человек, например, может заблудиться? Может! Приведите сюда кобзаря Кладиногу.

Кирило Кладинога, согласившийся пойти в польский лагерь, не возвратился назад ни в тот день, ни на следующий, а потому, как только стало известно, что коронное войско двинулось, полк Кривоноса, захватив в обозе все лопаты, тоже тронулся на Богуслав.