Клокотала Украина

— Послушайте и меня, хлопы! — заговорил сухонький человек в драной шапчонке. — Я хоть и шляхтич...

— Да какой из тебя шляхтич, — пренебрежительно перебил селянин.

— Молчать, когда пан говорит! — сразу взъерепенился человечек. — Я хоть и шляхтич, говорю, но веры старинной, греческой. Имею бумагу на землю и на вольности, а князь Четвертинский все это забрал.

— Помиритесь: он тоже православный!

— Пусть с ним мирится черт в болоте. А меня пускай староста не понуждает работать, я не крепостной. Я им покажу, кто такой Табунец! Я с вами иду, воякой стану!

— Иди, нам панов не жалко!

Ночью на Немиров напали драгуны Иеремии Вишневецкого. Это был только передовой отряд брацлавского стольника Барановского, отправленный в разведку, а наутро в Немиров прибыл на подмогу и сам князь с войском. Трусливо удрав с Левобережья, откуда крестьяне выгнали уже всех католиков, всех официалистов и где начали хозяйничать на казацкий манер, Иеремия Вишневецкий решил поддержать свою славу хотя бы на повстанцах, плохо вооруженных и мало обученных. К тому же повстанцы и здесь разоряли его поместья, и Вишневецкий с Волыни повернул свое войско на Подолье.

В Немирове драгуны захватили только девять повстанцев, в их числе был уже и Микита из села Драбовки. Он только вчера решил пристать к отряду Гайчуры. Спать он пошел, по привычке, в клуню. Услыхав утром стрельбу и крики в городе. Микита мигом утратил воинственность и испуганно зарылся с головой в сено. А все остальные, воспользовавшись темнотой, отошли и скрылись в лесах. Вишневецкого охватила ярость. В его глазах теперь повстанцем был каждый некатолик. На базарной площади сразу выросло несколько виселиц, появились острые колы, княжеские гайдуки начали плетью сгонять всех, кого могли поймать на улице или найти в хатах. Среди группы степенных горожан, которых пригнали первыми, были старый казак и священник. Они видели, что Иеремия Вишневецкий вешает всех подряд, даже не спрашивая о провинности, и укоризненно качали головами. Вишневецкий наконец заметил их. И казака и попа схватили гайдуки.

— Рубите им руки, ноги, режьте по кусочку, выколите глаза! — кричал с пеной у рта Вишневецкий. — Пытайте, чтобы и на том свете помнили своего пана!

— Глупый Яремка, — спокойно произнес казак, — чем хочет напугать! Все равно не дождешься, чтобы я потешил тебя криком. Выкуси! — и он сунул под нос Вишневецкому дулю.

— На кол его! — вне себя затопал ногами Вишневецкий. — Всех на кол!

— Всех не посадишь, бешеная собака, леса не хватит на колья. Думаешь этак нас покорить? Придется оба берега Днепра утыкать колами, да и тогда дулю получишь.

На площади стояли душераздирающие крики, стенания, женщины голосили, глядя, как в ужасных муках умирали их мужья или сыновья, дети рыдали у виселиц, на которых повешены были их матери. С отрезанными ушами, носами, выколотыми глазами уводили родичи по домам своих близких. Кровь побежала ручьями по улицам.

Иеремия Вишневецкий словно опьянел от крови. Глядя на виселицы, где качались все девять повстанцев и множество обывателей Немирова, на умирающих на колах, на забитых до смерти плетьми, он бесился того пуще:

— Пытайте, пытайте так, чтобы чувствовали, что умирают, хамы!

К вечеру усталые гайдуки не могли уже найти ни одного казака, ни одного жителя, который не был бы так или иначе наказан. Плач и стоны раздирали слух.

В тот же вечер Вишневецкий выступил со своим войском на север. Разрушенный Немиров с не преданными земле трупами сам казался мертвым. Кто сумел укрыться от поляков, теперь без всяких колебаний бежал к повстанцам, которые уже наступали на Винницу.

Кондрат Шпичка, доведавшись от Гайчуры, где искать полковника Кривоноса, из леса поехал прямо на Махновку. В тот же день он нагнал отряд в пути. Может быть, потому, что Кондрат рос вместе с Яриной, Кривонос был несколько обходительней с ним, нежели с другими казаками, а парубок и без того был влюблен в своего полковника и старался во всем ему подражать. Вот почему Кондрат так искренне рад был сейчас за Кривоноса и в то же время так волновался, что его даже трясло. «Прямо сказать или еще как? Ведь от неожиданности с человеком может что угодно случиться». Наконец Кондрат пошел посоветоваться с отцом.

Мусий Шпичка ничуть не изменился с тех пор, как впервые встретился с Кривоносом: был он такой же жилистый, сухощавый, с торчащими во все стороны волосами и такой же горластый. Максим Кривонос назначил его фуражиром, он заботливо ухаживал за лошадьми, а случался бой — брался и за мушкет. Когда Кондрат рассказал ему о встрече с Яриной, Мусий даже руками о полы ударил.