Клокотала Украина

Ярина видела это, и с каждой минутой ее все сильнее охватывала тревога: если кто-нибудь узнает ее, ей, одной среди тысячи, не спастись. И вдруг Ярина увидела, как к столу подошла панна Зося и с перекошенным от злобы лицом бросила на него перстень с драгоценным камнем. С таким же злым лицом она возвратилась на место. Зося стала почти рядом с Яриной. И если бы Ярина задумала выйти сейчас из костела, это сразу было бы замечено, и в первую очередь панной Зосей. От волнения у Ярины стали дрожать руки, молитвенник запрыгал у нее перед глазами.

Начали решать, кого назначить комендантом обороны Львова. Первые же выкрики приятно защекотали самолюбие князя Вишневецкого. Голосов, называвших его фамилию, слышалось все больше и больше. Но стали раздаваться голоса и за коронного хорунжего Александра Конецпольского. Его партия была еще достаточно сильной, и в костеле началась перебранка.

— Ваш Конецпольский очень уж храбрый! — кричал сторонник Вишневецкого. — Всю дорогу усеял своим оружием, когда удирал из-под Пилявцев. Говорят, обрезал карабин, потом бросил пистоль, потом жупан свой обменял на рваную свитку. Не нужна нам омужиченная шляхта!

— Плевать я хотел на такого рейментаря!

— Карета вашего князя Иеремии, в которой он бежал, тоже изрядно на мужицкий воз смахивала!

— Один в поле не воин!

— А ты бы, вашмость, не обгонял...

Этот упрек был брошен полковнику Осинскому поручиком его же полка. Слухи подтвердились: брошенный Осинским полк нидерландских ландскнехтов отступил из-под Пилявцев к Константинову, но там его встретил полк Кривоноса; три тысячи наемников было изрублено «в капусту».

— А почему пан поручик здесь? — рассердился полковник.

Споры угрожали перейти в драку, и потому каштелян предложил избрать не одного начальника, а троих, как это было сделано на сейме.

Иеремия Вишневецкий понимал, что Александр Конецпольский не опасен ему сейчас в борьбе за первенство, и потому не возражал, а чтобы склонить к себе симпатии магнатов, он предложил третьим избрать старого подчашего коронного Николая Остророга. Обиженный шляхтой и напуганный жолнерами, требовавшими суда над рейментарями, Остророг сидел у архиепископа, как мышь в норе, и даже не пришел в собор. Не было и Александра Конецпольского — он, не останавливаясь, поспешно проследовал в Варшаву.

Когда все согласились на предложенных каштеляном кандидатах, князь Иеремия Вишневецкий, гордясь победой над Домиником Заславским, которого он невзлюбил, еще когда оба они добивались руки Гризельды Замойской, вышел к столу. Сухое лицо с тонкими губами, колючий взгляд, высокомерие в каждом движении, спесиво откинутая назад голова не вызывали к нему особых симпатий, но внушали уважение: Вишневецкий выглядел воинственно. Именно такой начальник нужен был для обороны Львова. Польские паны, над которыми нависла смертельная опасность, почувствовали в нем твердого защитника и грозного, неумолимого мстителя, потому встретили его удовлетворенными криками:

— Слава князю Иеремии!

Когда выкрики затихли, Вишневецкий сказал:

— Мои милостивые панове и братья! Уже ребелизанты овладели всей Украиной — Киевское, Подольское, Брацлавское, Черниговское воеводства и большую часть Волынского, города и фортеции не столько штурмом, сколько хлопской изменой захватили и вырезали наших людей; костелы разрушили, шляхту поубивали. Вот уже три месяца непрерывно, дни и ночи, льется кровь по селам и городам. Нашу армату, оружие, порох Хмельницкий целыми обозами отправляет в Запорожье, тысячи наших людей идут в неволю. Что ни день, что ни час это хлопство, сея вокруг пожары, все приближается к стенам Львова...

В разных концах костела снова послышались всхлипывания, выкрики:

— Спаси, матерь божья! Спаси нас, князь!

Иеремия продолжал с еще большим пафосом:

— Для них nil intactum, nil tutum, nil securum [Нет ничего святого (лат.)]. Уже и в самом городе открывается явная измена...

Ярина вдруг почувствовала, что на нее кто-то пристально смотрит. Она долго не решалась оглянуться, но взгляд этот, казалось, вызывал физическую боль в затылке, и она, как бы уступая место соседу, мельком взглянула назад и растерялась: на нее смотрел казацкий старшина, которого она видела у Максима, но сейчас он был одет, как одевается зажиточная шляхта. Ей даже почудилось, что он тайком улыбнулся ей, — значит, узнал, и ей стало легче, будто камень с сердца свалился.