Клокотала Украина

Там, где раньше стояли палаты князей и бояр, теперь белели в вишневых садах только хатки, крытые гонтом. Возле хаток дети в длинных сорочках играли в салки. От корчмы из слободки, приютившейся между старыми валами, молодица тащила за чуб казака, а под монастырскими воротами старцы заунывно выводили «Лазаря».

На широкой площади казакам повстречалась только одна дивчина с ведрами на коромысле, да от Золотых ворот, скрипя, проехал воз, запряженный волами.

Обновленная София красовалась, как вишня в цвету, но разрушенные боковые галереи омрачали ее красу. Казаки обогнули златоглавый Михайловский монастырь и Боричевым взвозом спустились на Подол.

В глаза ударил серебряный блеск воды. Нижний город пестрел деревянными домиками, лавками, островерхими церквами и башнями с бойницами в дубовых стенах.

За городскими валами протекала речка Почайна, а дальше, за песчаным островом, лежал истомленный зноем Славута-Днепр. По воде сновали челны, у причала сгрудились байдаки и большие дубы.

У ратуши путь казакам преградила похоронная процессия. Хоронили райцу [Радник, райца - советник]. Воздать последние почести советнику магистрата собрались все двенадцать цехов. Горожане были в зеленых и коричневых жупанах, а те, что победнее, в желтых — из рогожки. У поясов висели короткие ножи.

Цехмейстеры сановито опирались на высокие бамбуковые палки с серебряными набалдашниками. За ними шли цеховые браты. Каждый цех нес свое знамя из зеленого или красного штофа, обшитое шнурами. На знамени изображен был свой святой. Во главе процессии шел войт [Войт – сельский староста, городской голова] Андрий Ходыка в дорогом кунтуше. Завидев запорожцев, он не мог отвести от них глаз. Должно быть, воспоминание об отцовой смерти искривило его лицо, в глазах вспыхнул мстительный огонек. Отец его тоже был войтом, правил горожанами и перешел в унию, стал запечатывать православные церкви. Горожане вместе с казаками в отместку насыпали ему за пазуху песку и спустили в Днепр воду пить. Сын превзошел отца, приумножая свои достатки, и потому каждый казак вызывал у него тревогу.

VI

Цехмейстер Трохим Братыця был лучшим оружейником не только в Киеве, но и по всей Украине. Жил он на Подоле, в кривом переулке возле армянской церкви. От улицы дом отделялся низеньким плетнем и такими же воротами, запертыми на засов. Максим Кривонос крикнул через ворота:

— Пугу, пугуI

На крыльцо выкатился круглый, как бочонок, Трохим Братыця.

— Курица б тебя залягала, чуть не подавился! И когда этих лугарей к респекту приучишь?! [Респект – уважение, почтительность]

— Паны респектны, да земля по ним плачет. Челом, пане цехмейстер соломенных дел! — Они троекратно поцеловались.

— Чем ты, Максим, молодицам по сердцу пришелся? Приснишься, и то страшно, а спрашивают.

— Женщины сердцем чуют, кто продаст, а кто выкупит. А что, дело какое?

— Из замка приходила одна. Про какую-то дивчину все долбила.

Кривонос застыл на месте.

— Где ее искать?

— Не разберешь запорожца: попробуй жинку на Сечь привезти — смертью покарают, а на волость выедет — рыцарь, да и только. Неделю уже ходит и сегодня, должно, придет. Что-то крепко приспичило старухе.

Комната была убрана образа́ми отличного письма. Перед божницей горела хрустальная лампадка, за матицей торчали пучки трав, влажный пол был посыпан татарским зельем. За столом сидели гости, затянутые в жупаны, женщины были в кунтушах, хотя в хате стояла духота.

— Видно, доля у тебя счастливая, пане атаман: поминаем райцу!

— Царствие ему небесное!

— Славный был покойник — и швец и боец. Бывало, как выпьют со старым Галкой, так и заспорят. Покойник скажет: «Никто лучше меня не сошьет сапог». А Галка ему: «Брешешь, я лучше сошью». «Разве на слона?» — скажет покойник. «А тебе только на мертвецов шить!» — ответит Галка. Покойник его по загривку. Однажды бил он его, бил, пока Галка не опустил голову на стол. «Ой, кричит, убил человека!» Прислушались, а тот храпит. Уснул, сердечный.

Гости выпили за спасение души новопреставленного, и один сказал:

— Он уже с правдой, а мы еще с кривдой.

— Прошу я вас, дорогие гости, — сказал хозяин, — выпьем за здоровье пана атамана, а он нам расскажет, как там можется татарам. Видно, смирны стали, давненько не слышно их, а нам спокойно, только что платим коляды [Коляда – здесь: подать] пятнадцать гривен да справляем службу и постой пану подстаросте, а больших повинностей не несем.

— Да и сами ничего не получаем, — бросил гость, сидевший у порога.

— Потому у вас и валы в замке осыпаются? — спросил Кривонос.

— Это правда, пан воевода о том не думает: в частоколе свиньи дыры прорыли, а он и не беспокоится.

Теперь заговорили все сразу:

— Ему бы только унию плодить.

— На Братский монастырь насел.

— А ты, пане Трохим, говоришь — живем спокойно, — снова подал голос гость у порога.

— Что ты там знаешь, Микита? — пренебрежительно отвечал хозяин. — Твое дело — челн хорошо засмолить.