Она снова выглянула из-за ствола. Клейтон остановился у края дороги, запустил руки в зимние штаны, выудил пенис и стал мочиться на сугроб. Бедра его чуть двигались, меняя направление струи.
— Что он делает? — прошептал Тим.
Сара удивленно помотала головой.
— Похоже, выписывает на снегу свое имя.
Струйка иссякла. Клейтон застегнул молнию, затем поднял ногу и выпустил газы мощным звуком, эхом отразившимся от заснеженных деревьев.
— А теперь можете выходить! — заорал он. — Если не возражаете, я не полезу за вами в лес, э?
Сара подумала о том, как холодны и хрупки ее пальцы; уверенности в том, что она способна почувствовать спусковой крючок, совсем не было.
— А в машине у меня тепло-о-о, э?
— Сара, — взмолился Тим, — может… я… так задубел.
Помимо черных стежков шва и фиолетового синяка, лицо Тима цветом почти не отличалось от окружавшего их снега. Он безудержно дрожал. Может, и стоило им забраться в дом Свена, но тот шанс был упущен.
И что теперь? А теперь шансов не осталось вообще.
Сара сделала шаг из-за ствола дерева и подняла пистолет.
Руки старика взметнулись вверх.
— Умереть не встать, Сара! Не направляй на меня эту штуку, э?
— Клейтон, стоять на месте, не двигаться, ясно?
Тот кивнул. Сара протянула руку за спину и помогла Тиму подняться на ноги. Оба вышли из-за дерева и с трудом потащились к дороге.
— Отойдите вправо, — велела Сара Клейтону. — Встаньте в тот сугроб.
— В который писал? Это гадко, Сара.
— Хорошо, тогда не туда, только уберитесь в сугроб. Любое резкое движение, и я прострелю вам коленную чашечку.
— Да у меня и так артрит колени замучил.
— Клейтон, заткнитесь! Тим, забирайся в машину и закрой за собой дверь.
Клейтон шагнул в сугроб на обочине, увязнув по самый пах: резкие движения были исключены.
Дико дрожа, Тим заковылял по снегу и выбрался на дорогу. Сара продолжала держать Клейтона на мушке. Тим забрался в кабину и захлопнул дверь. Очутившись внутри, он обнял себя за плечи и трясся, как щенок в грозу.
— Сара, — заговорил Клейтон. — Опусти эту чертову пушку. Ты так дрожишь, что того и гляди пристрелишь меня ненароком.
Сара взглянула на свою руку: пистолет ходил ходуном, словно живой и такой же, как и она, замерзший. Она опустила руку.
— Как вы узнали, что мы именно здесь?
— Увидел следы на снегу. А еще, когда увидел тех коров, что грузили в самолет, решил, кто-то из экипажа должен быть поблизости.
— Вы прямо Коломбо, Клейтон.
— Ага, Питер Фальк нервно курит в сторонке. Только не время для сказок, девочка. Где твоя команда?
Сара с новой силой ощутила боль утраты. Она покачала головой.
— Вот оно как… — проговорил Клейтон. — Спаслись только ты и Тим?
Что это — искреннее сочувствие или игра?
— Клейтон, сколько людей знает, что мы разбились?
Без понятия, э? В особняке никто ничего не слышал. Даже не верится, что такая громадина села и никто на острове не прознал.
— Да уж.
Клейтон помотал головой:
— Ты уже всерьез начинаешь меня бесить этой чертовой пушкой. Сара, Магнус не посылал меня сюда. Я торю колею и трамбую дорожки после каждой метели.
Сильная дрожь била все тело Сары. Клейтон, похоже, прав: она может случайно пальнуть в него. Он же старик, господи. Он живет на острове, появившись за много лет до Магнуса, Данте и «Генады»… как, по крайней мере, сам говорит. И никакими силами ей не узнать, кто он, черт его дери, на самом деле.
— Один я знаю, что вы здесь, — сказал Клейтон. — А сейчас давай-ка быстро в чертов трактор, пока не обморозилась, э?
Только когда Клейтон упомянул обморожение, Сара почувствовала, что из пальцев ушла боль — они онемели.
Она успела сделать три шага к «Би-ви», прежде чем перед глазами все поплыло — и она рухнула без чувств лицом в снег.
Свен стоял на крыльце своего дома, Муки на своей неизменной позиции сбоку у ног хозяина. Соль, что он насыпал растопить лед, хрустела под ногами при каждом движении. Только глубокой зимой бывало время, когда стояла мертвая тишина не слыхать абсолютно ничего и никого.
Кроме коров.
Шумы производили новые коровы.
Свен побрел к коровнику, Муки — следом, едва не наступая на пятки. Собака казалась будто бы немного подавленной. Свен откатил дверь и вошел.
Муки зарычала.
Сигнал был крайне тревожный: в то время как шустрая черная пастушка лаяла на все, что двигалось, а также почти на все, что — нет, рычала она крайне редко.
— Что это на тебя нашло, э?
Муки стремглав бросилась в коровник, на ходу безостановочно выдавая «роророророро» в адрес стельных коров. Она металась за ними, между ними, забегала за них, кидалась на их ноги.