— Ну, ты сравнил, Пидж. Зато здесь так красиво. Именно сюда еще с пятидесятых годов приезжали расслабляться сливки общества, к тому же тебе
— Да мы же черт-те где. Я бы гроша ломаного не отдал.
Сара закатила глаза.
— Вот в этом ты весь, Пидж. Последний из жмотов-романтиков.
Колдинг остановился и взглянул на Сару. Ее короткие светлые волосы трепал ветер. Она обладала красотой, которой он не встречал ни в одной другой женщине, даже в Клариссе. Даже когда Сара щурилась от сильного ветра, он ловил себя на том, что любуется ее морщинками от смеха в уголках глаз.
Она повернулась, встретилась с его взглядом и улыбнулась.
— Я решила простить тебя за то, что ты был мерзким гаденышем.
— Спасибо, хорошая новость.
— Ага. Только все равно ты мне еще должен.
— Да?
— Да.
— Понятно. Вот только не знаю, как же мне к тебе подлизаться…
Она усмехнулась.
— В «Надже» есть печка. А прикольно будет использовать любимую машинку Клейтона… не
Он почувствовал холодок в груди, тотчас сменившийся жаркой вибрацией, достигшей кончиков пальцев и пяток. В «Надже»?
— Ух… — проронил он.
Сара взяла его за руку и повела к раскрашенной под зебру машине.
Пи-Джей Колдинг понял: он сказал что-то очень-очень не то. Но не знал, что именно.
Данте смотрел на него с экрана терминала, щурясь от едва сдерживаемой ярости.
— Даже не верится, что вы настолько глупы.
— Но я не понимаю, — он всего лишь доложил о новостях работы группы Румкорфа. — Все идет даже лучше, чем мы предполагали. Вскрытия показали невероятный, здоровый рост.
Данте помотал головой так, будто услышал нечто настолько глупое, что едва заслуживает ответа:
— Вы же умный человек. Или я, по крайней мере, так думал. Интересно, хватит ли вам ума догадаться, какое слово в вашем предложении взбесило меня.
Колдинг лихорадочно соображал.
— Я… я по-прежнему не могу понять…
— «Вскрытия»! — проорал Данте. Каждый произнесенный слог он сопровождал ударом кулаком по столу. — Вскры… мать вашу… ти… я!
— Но, сэр, после того как первый эмбрион атаковал оптоволоконную камеру, вынашивающая его корова…
— Неожиданно выкинула, уже знаю. И
«Убили»… В применении к лабораторным животным?
— Двух, — ответил Колдинг. — Они росли слишком быстро, и Клаус хотел правильно задокументировать их развитие.
— Мне не нужно
— Данте, вскрытия жизненно необходимы для долговременного, перспективного успеха нашего проекта. Предназначение этих животных — комплектовать совместимые с человеческим организмом органы. Если родятся животные с органами, имеющими какой-то врожденный дефект, Цзянь понадобятся все мыслимые данные, чтобы выяснить, где, на какой стадии развития проявляется этот дефект. Что будет, если проблемы всплывут позже?
— А что будет, если этого «позже» не будет? — Данте встал и наклонился к камере. Его лицо заполнило весь экран.
Колдинг невольно вспомнил эмбриона предка, бросившегося на видеокамеру.
— Мы не можем рисковать
И больше ни слова о Фишере. То ли Данте был с ним неискренен, то ли что-то изменилось.
— Данте, дайте мне переговорить с Фишером. Я его знаю. Я могу сказать ему, как близки мы к успеху, и сбавлю ему обороты.
— Категорическое «нет». Я не дам ему шанса обнаружить проект.
— Но, сэр, мы…
— Нет! Он
Колдинг кивнул.
Данте разорвал связь, не добавив больше ни слова. На экране неторопливо закрутился логотип «Генады».
Колдинг подумал о реакции Данте. Этот человек был всегда так выдержан, но сегодня сорвался. Просто потерял самообладание и, возможно, сказал вещи, которые говорить не хотел. «Фишер знает о Хёль». Конечно, Фишер знал о ней — она же была его агентом. Если только…
Если только Фишер не узнал, что Хёль… мертва. А если она мертва, существовал лишь один человек, имевший возможность убить ее до того, как Фишер смог бы обеспечить ей безопасность.
Магнус Пальоне.
Но это было всего лишь предположение, к тому же притянутое за уши. Слава богу, Магнус был очень далеко, в штаб-квартире Манитобы.