Устало выдохнув, Вероника закончила свои энергичный рассказ. Затем отдышалась, поправила на голове легкую вязаную шапочку и обняла меня за талию. Во время ее рассказа Митч не переставал улыбаться. А когда она, надув щеки, парадировала ныряние тупика, громко захохотал. Да, непосредственность Вероники очарует кого угодно. Я всегда говорил, она актриса, но слишком умна для настоящей карьеры на этом поприще. Признаться, я тоже не выдержал и улыбнулся, увидев ее надутые, в еле заметных веснушках, щеки и подчеркнуто серьезное выражение глаз, важной, напыщенной птицы.
– Браво, – продолжая хохотать, захлопал в ладоши Батлер. – Я ни разу в жизни не видел тупика, но теперь увидев, без сомнений узнаю.
– Классно, – ответила Вероника, и повернула ко мне свое веселое лицо. – А ты, бублик, узнаешь?
Я изо всех сил старался удержать серьезную мину. Но, когда она снова надула щеки и округлила глаза, я не выдержал и расхохотался.
– Боюсь, теперь в каждой птички буду узнавать тебя.
– Кофе? – спросил Митч, когда мы немного успокоились.– За такую лекцию я просто обязан предложить.
Не ожидаясь ответа, он спустился палубой ниже, где еще во время погрузки я заметил кофе аппарат. Как только его силуэт исчез, Вероника сказала:
– Правда, милый. Прости меня. Для меня это очень важно.
Она сказала это по-русски. Вместо ответа я ее поцеловал и прижалась к себе. Северный ветер продолжал обдувать нас со всех сторон, а холодные, такие же, как и все кругом, солнечные лучи бегали по лицам. Так мы простояли минуту, пока капитан снова не погудел. С верхней палубы, на которой мы стояли, была видна его рубка. В широком капитанском иллюминаторе я увидел суровое, продутое всеми ветрами лицо. Он улыбался, и приветливо помахал рукой. Я помахал в ответ, и шепнул по-русски в бесценное ушко, спрятанное под красную вязаную шапочку:
– Я тебя люблю!
– Стоп, – она меня оттолкнула. Погрозила пальчиком и промурлыкала, – Говорить только по-английски. С тебя шоколадка.
– Фак, – выругался я. Действительно. Я и забыл о нашем шуточном споре, – Погоди. Ты первая начала.
– Не считается, – сразу выпалила она, – во-первых, шепотом, во- вторых я девочка.
Оба аргумента железобетонные. Я улыбнулся и снова ее обнял.
В дверях появился Митч, обнимая ладонями три картонных стаканчика.
– Я подумал, мы все пьем кофе по-американски, – сказал он, устраивая стаканчики на сидение.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Действительно, кофе был как нельзя кстати.
– А чем ты занимаешься, Дрью? – спросил Батлер, опив глоток.
– Я финансовый аналитик. Банально. Но мне нравится моя работа.
Мы стояли, прислонившись к борту. Вероника ковырялась в своей огромной, дорогущей камере.
– Ребята! – крикнула она. – Сейчас вылетит птичка.
Щелкнул затвор фотоаппарата. Наши с Митчем физиономии на фоне проплывающих мимо шхер, остались в силиконовой памяти цифры.
– Будущее прячется в прошлом, а между ними тонкая граница – настоящее. Анализируя прошлое можно увидеть реальный рубеж настоящего. И предугадать будущее. Это можно сделать только сейчас, в этот момент, – меня понесло. О своей профессии могу говорить часами.
– Да? – спросил Митч. – И какие ближайшие прогнозы по финансам?
– Ничего хорошего. Парни с Уолл-Стрит, как всегда, отымеют пять шестых всего человечества.
Мы засмеялись.
– А ты? – спросил я Батлера. – Или служба это секрет?
Вместо ответа Митч улыбнулся, отпил кофе. Потом, лицо его сделалось серьезным, и, он сказал, пристально глядя в глаза:
– Будь внимательным, и береги ее. Я не хочу, чтобы на острове с вами что-то случилось.
Я попытался отшутиться:
– А что с нами может случиться на острове с какой-то тысячей обитателей? Тем более под охраной королевской конной полиции.
Но Батлеру весело не было.
– От острова до Ньюфаундленда 15 миль ледяной Атлантики, а до материка вообще… – он попытался в уме подсчитать, но оставил эту затею. – В случае беды, на помощь рассчитывать не стоит. Только на себя.
– Ребята! – окликнула нас Вероника.
Тут же затрещал затвор камеры.
2.
Оставшийся путь до унылого причала на острове Фого меня тревожили недобрые предчувствия. Из головы не выходили предостережения агента. «Может это издержки профессий? – думал я. – Его профессия преувеличивать опасность, моя – анализировать». Разрозненные крупицы информации всегда можно сложить в ясную картину. Но, в отличие от игрушечных пазл, жизнь дает универсальные исходники, из которых возможно собрать что угодно. Зачастую получившееся полотно не имеет ничего общего с реальностью. Иногда искаженно целенаправленно. Я сам так часто делаю, когда это выгодно конторе. В этом конкретном случае с путешествием на остров, мне некого обманывать, кроме самого себя. Отбросив эмоции, предвзятость и банальное беспокойство, которая могло оказаться умышленно навязанным, я выделил два момента.