— Принял к сведению. Благодарю за совет, — я хотел бы звучать более искренне, но умудрился превратить эту фразу в оскорбление, заслужив саркастическую ухмылку от Хо. — И раз такое дело… Какой сейчас год?
— От чего считать будем? — Орнаг сцепил руки в замок за головой.
— Да как вы тут обычно считаете, так и давай.
— Мы — это кто? Я от Великой Войны люблю — четыреста восемьдесят первый сейчас. От Великой Застройки — шестьсот девяностый. Хотя если говорить про города в Клорском Договоре, то мы чаще используем Основание Клора — четыреста тридцать девять лет назад. В Империи Минах Клиа обнуляют счёт с каждым новым Избранным, но там сейчас вообще всё кувырком. А у Аксиота какая-то полная срамота, они там по секундам считают.
Это пояснение наконец помогло мне немного сориентироваться в той числовой мешанине, которую база Талоса выдавала по запросу времени. Не хватало только одного: привязки к нормальной системе отсчёта.
— Комбатант Хо, ты, как человек премного образованный, скажи, пожалуйста, а если переводить на нуклеоценовую или, на крайний случай, голоценовую эру, то что у нас теперича выходит? Или это один из вопросов, которые лучше не задавать?
— Да нет, задавай сколько хочешь. Тебя просто не поймут. Голоцен — это от основания Иерихона, верно?
Я кивнул. Хо некоторое время задумчиво стучал пальцем по столу. Принесли лапшу. Порции действительно оказались богатыми: с полкило, наверное. Плотный, манящий пар нокаутировал ароматические рецепторы букетом из домашних яиц, овощной поджарки, тушёного мяса и подливки, обещающей выжечь всё живое на своём пути капсаициновым цунами. Мы молча приступили к трапезе. Наконец, Хо заговорил:
— Без понятия. Этим рубежом на моей памяти только Твардовский пользовался, — я поперхнулся и добавил на стол пару новых пятен. — Знакомое имя?
— Ну, можно и так сказать, — пробормотал я. Мог ли отец дотянуть до этой их «Великой Застройки»? Конечно, человек, выживший во время Третьей и Последней мировых и более полувека возглавлявший отдел ликвидации в Комиссии по ксеноконтактам, неубиваем в принципе, но всему есть предел. Меня тоже бессмертным считали. — Был у нас один с такой фамилией. Кстати, а что с ним стало?
— Тебе какую версию пересказать? Ту, что проповедует церковь Отца Машин? Или из «Врановой песни»? Ту, к которой склоняюсь я?
— А кем он был… тот, которого ты знал?
— Так, Тит Кузьмич, ты моим добродушием злоупотребляй, конешно, но не слишком. Давай-ка теперь ты меня историями всякими порадуешь.
— Хорошо. Но сначала скажи, что, по-твоему, стало с Ольгердом.
— Вот так-так… — Хо отложил вилку и слегка прищурился. — Будем считать, что на один мой вопрос ты уже ответил. По-моему, он собрал-таки машинку для уничтожения человечества. Чтобы прекратить все войны разом.
— И?
— И начал с себя. Как обышно. Ты же сам его знаешь.
— Да, — я уставился в лапшу. Я не мог знать наверняка, насколько можно верить Хо, но эта история… она точно была про отца. Даже если была придумана. — Знаю.
Хо усмехнулся и намотал добрый навильник лапши.
— Вот скажи-ка, Тит Кузьмич, — Орнаг не стал утруждать себя тщательным пережёвыванием и немилосердно чавкал, — ты ж биомеханоид?
Я медленно кивнул. Разумеется, точнее было бы сказать «киборг», но что взять с аборигена?
— Душный или бездушный?
Стремительно крадущегося к столу Силисика я заметил первым. Во всяком случае, вилку Хо отложил уже после того, как его окликнули:
— Орнаг, или кто там на покатушках, я тебя с утра и аж до сюда ищу!
— Седо.
— Я к тебе не просто так. У меня докýмент имеется, вот как!
Силисик с такой силой хлопнул по столу папкой, что соус из моей миски решил перераспределиться по ближайшим окрестностям. Слева от меня раздалось вежливое покашливание. Я повернул голову, заранее ожидая, что поймаю пару косых взглядов за разговоры с недетектируемыми сущностями, но, кажется, никто ничего не заметил.
— Глядят — не пресытятся очи, — Талос даже не пытался сделать вид, что смотрит в мою сторону.
— О, это хорошо, что ты заскочил на огонёк, господин хороший, — мой голос можно было бы использовать вместо подливки в лапше.
— Но есть ли то, что ты не сможешь наблюдать, какими бы средствами для того не пользовался? — Его Божественная Непостижимость соизволил одарить меня взглядом, полным расплавленного золота.
— Я чего спросить-то хотел…
— Вопрос не был риторическим, братишка.
— А? — по старой памяти, я отметил странные сентенции как заведомо бессмысленные и потому потерял нить разговора.
Талос деланно вздохнул, передал мне мысленный образ закатанных глаз и повторил загадку:
— Что ты не можешь наблюдать в принципе ни при каких условиях?
Я завис. Солнцеокий разочарованно покачал головой.
— Знаешь, — Талос говорил медленно, как будто пытался объяснить что-то не слишком умному ребёнку, — иногда я спрашиваю себя, действительно ли ты есть тот, кем ты был раньше. Дам несколько более прозрачную подсказку, чем мне обычно свойственно: ты смотришь не туда. Обрати внимание на местную кухню. Такие дела, пацан.