Клоун. История одной любви

— Когда я ехал к матери, то даже не надеялся и не рассчитывал на то, что встречусь с тобой, — сказал Макар. — Я был уверен, что ты спокойненько живешь себе в Калининграде. Честное слово, если бы я знал… то поговорил бы с Евой еще до моего отъезда. Понимаю, это звучит банально, жалко и неубедительно, но у нас с ней ничего серьезного. У меня вообще никогда и ни к кому не было серьезно, кроме тебя, — добавил он, стараясь вложить в эту фразу всю свою искренность, всю боль, отчаяние и надежду.

— Короче говоря, она не в курсе, каким непотребством ты тут занимаешься, — Динка слабо улыбнулась, пытаясь обратить все в шутку.

Он покачал головой.

— Мне кажется, неправильно сообщать такие вещи по телефону… Когда я вернусь в Москву, то обязательно с ней поговорю. Расскажу все.

— Что «все»? — Динка усмехнулась. — Ведь по сути ничего не изменится — ты вернешься, и все пойдет как раньше, по-старому.

Он округлил глаза в неподдельном изумлении.

— Ты что такое говоришь? Конечно же, все будет по-другому. Все уже по-другому! Мы же теперь… вместе, разве нет?

— Не уверена, — Динка отвела взгляд. — Как ты вообще представляешь себе наши отношения в дальнейшем?

— Ну… — Макар по-настоящему растерялся — почему-то приходилось объяснять ей простые и, казалось бы, очевидные вещи, прописные истины.

— Разве ты не поедешь со мной в Москву? — прямо спросил он.

— А ты меня звал? — Динкины брови приподнялись в ироничном удивлении. — Что-то не припоминаю.

— По-моему, это подразумевалось само собой, — пожал плечами он, досадуя на себя за то, что ведь действительно — не позвал, не предложил, не намекнул даже.

— Да ничего не подразумевалось! — с жаром возразила она. — Ты что-то там сам для себя решил, распланировал, порадовался тому, какой ты молодец… и забыл поставить меня в известность.

— Ну вот, считай, что поставил. И… теперь-то что не так? — нервно уточнил он.

— Я не поеду в Москву, Макар, — серьезно глядя на него, Динка покачала головой.

Ему показалось, что на него вылили ведро ледяной воды.

— Почему?!

— А сам-то как думаешь?

— Из-за отца? — предположил он неуверенно.

— Бинго!

Он выдохнул с явным облегчением: эта проблема казалась ему вполне решаемой.

— Ну, твой отец может тоже переехать с тобой в Москву. Во-первых, там ему будет лучше…

— А во-вторых и в-последних, — перебила Динка, — давай ты не будешь решать за него, где ему лучше, а где хуже. Хорошо?

Смущенный резкостью ее тона, он замолчал.

— Когда с папой это случилось, — после паузы произнесла Динка, — я хотела перевезти его к себе в Калининград. Мне там было бы проще. И зарплата выше, и условия более комфортные, и врачи, и лекарства… в общем, по всем пунктам. Так он уперся насмерть! Отказался ехать категорически. Наотрез! Я не имею права срывать его с насиженного места и заставлять жить в чужом городе. Ему спокойнее и легче здесь, в собственном доме, в своей постели, понимаешь?

Умом-то Макар понимал, но это ему категорически не нравилось. Сам бы он посоветовал папаше засунуть свои пожелания куда подальше и делать то, что ему скажут. Но Динка была другой…

— Я так полагаю, — скрестив руки на груди, констатировал он, — вариант оставить отца здесь, а самой уехать, ты даже не рассматриваешь?

— Ты в своем уме? — поразилась она. — Конечно же, нет! Как я могу его бросить в одиночестве…

— Ну, так-то у твоего отца две дочери, — напомнил он осторожно, но Динка только скептически фыркнула.

— Ты про Соню?! Смеешься, что ли? Я слишком хорошо ее знаю, не будет она за папой ухаживать. Я ее как-то попросила памперс ему сменить, так ее затошнило, чуть в обморок не упала… К тому же, у нее работа и маленький ребенок. Повесить на нее еще и заботы о лежачем больном?

— Вообще-то Влада не такая уж и маленькая, — справедливо возразил Макар, — вполне самостоятельный шестилетний человек, она не требует ежесекундного присмотра. Ну ладно, я тебя понял… А как насчет такого варианта: нанять для твоего отца сиделку? График двадцать четыре на семь, с проживанием. Я бы оплачивал ее услуги, — добавил он, заставив Динку покраснеть.

— Я… не могу так, — прошептала она. — Правда, не могу. Оставить его на совершенно чужого, постороннего человека… он же с ума сойдет от тоски. Соня вряд ли будет часто его навещать.

Макар стиснул зубы, стараясь не сорваться на грубость.

— Ты думаешь об отце, — наконец медленно выговорил он после паузы, — о его комфорте и удобстве. Думаешь о Соне, о том, чтобы ее ничего не беспокоило и не тревожило. Скажи, ты… когда-нибудь думаешь о себе самой? О том, чего хочешь ты? А обо мне ты думаешь, в конце концов?!

Она обхватила себя за плечи и поежилась, сразу став какой-то маленькой, трогательной, беззащитной. У Макара защемило в груди.

— О тебе… — медленно повторила она. — До вчерашнего вечера я даже не подозревала, что когда-нибудь снова увижу тебя. Все так… резко случилось, я до сих пор в шоке. Как будто это не со мной происходит. Или со мной, но не наяву. Вот сейчас проснусь — и все кончится…

— Ты любишь меня хоть немножко? — спросил он дрогнувшим голосом.

Динка широко распахнула глаза.