Клоун умер на манеже

– Я не оправдывала Штута, но понимала его. Некогда он перенес много страданий. Десятилетним мальчиком родители отдали его в этот цирк, где директором тогда был некий Осмон, бывший борец. Осмон обращался с ребенком очень грубо и, главное, часто унижал его. Мюш, знаменитый клоун тех времен, тоже был очень жесток с ним. Штут несколько раз убегал, но отец неизменно возвращал его к Осмону. Когда позднее отец умер, Штут попытался найти себе какое-нибудь иное занятие. Но ничего из этого не получилось, заболела мать, он сдался и пришел к Осмону просить, чтобы тот взял его обратно. Когда мать умерла, он получил наконец возможность жить по своему усмотрению. Он вошел в группу воздушных гимнастов. Но его заветным желанием было стать клоуном. В этом амплуа он довольно быстро преуспел, выступал со многими клоунами, а потом встретил Паля и начал работать в паре с ним. Они стали знаменитыми. Когда на смену Осмону пришел Бержере, он предложил Штуту контракт. Это уже был триумф. И первое, что сделал Штут, вернувшись в этот цирк, – потребовал уволить Мюша. Мюш, слишком старый для того, чтобы найти себе место в каком-нибудь другом цирке, кончил печально. Он начал пить, и однажды утром его нашли на скамье на Марсовом поле мертвым, он умер от кровоизлияния в мозг.

– Штут хоть немного почувствовал себя виноватым, его грызла совесть?

– В ту пору я его еще не знала. Но думаю, даже могу сказать с уверенностью, что он не испытывал ни малейшего сожаления. Ни время, ни успех не вычеркнули из его памяти воспоминаний о тяжелом детстве. Его горечь всегда была жива. Он ничего не забыл: ни единой оплеухи, ни единого оскорбления, ни единой насмешки. Люди, которые так тяжко ранили его душу, уже ушли из его жизни, и теперь это была месть не человеку, против которого он затаил обиду, а реванш судьбе. Думая о несчастном детстве Штута, я лучше понимала его характер, его ожесточенное желание стать владельцем большей части акций, что сделало бы его истинным хозяином Цирка-Модерн. Итак, я решила уступить. Конечно, я понимала, что теряю власть над Штутом. Это был разрыв, очень скорый разрыв. Но у меня все-таки теплилась надежда, что он относился ко мне так не только ради денег!

Она едва заметно усмехнулась.

– Это удел всех старых богатых любовниц. Они покупают, но они же всегда стараются забыть, что купили. Вот, господа, что я хотела рассказать вам о Штуте.

– И это все? – спросил немного разочарованный Патон.

Мадам Лора ответила не сразу. Она закурила третью сигарету, и Ошкорн, который не спускал с нее глаз, попытался отыскать у нее признаки того, что она нервничает: дрожание пальцев, отражение чего-то, что выдало бы ее беспокойство, усталость. Но ничего подобного он не обнаружил.

– Вы были удивлены, я знаю, – снова заговорила мадам Лора, – что я не сразу приехала в цирк после того, как мне позвонили и сказали о смерти Штута. Эта весть повергла меня в оцепенение и, не скрою, принесла мне боль. Я долго сидела, думая о случившемся, мне необходимо было прийти в себя, немного успокоиться. Я не люблю выставлять себя напоказ…

Она наклонилась к Патону.

– Но когда я говорю о боли, я говорю не совсем правду. Мои чувства в те минуты были гораздо сложнее. И главным из них было чувство освобождения. Ведь как раз в этот вечер меня неотступно преследовала мысль, что Штут решит, будто он просто припер меня к стене, и это жестоко ранило меня. Да, именно это чувство одолело другое, то, которое я должна была бы испытать при такой вести.

Она неожиданно встала.

– И потом, господа, должна признаться вам, что я никогда не тратила времени на оплакивание мертвых! Сейчас я хочу только одного – чтобы нашли убийцу Штута, Я не думаю, что мои сведения о Штуте могут принести пользу в вашем расследовании, но мне казалось, что я должна была рассказать вам все.

Оба инспектора словно застыли на своих стульях, мадам Лора снова села и несколько минут молчала, глядя в пространство. Нарушил молчание Ошкорн:

– Напротив, то, что вы рассказали нам, имеет большое значение. Впрочем, я полагаю, вы не единственная, кто знает истинный характер Штута. Паль, несомненно…

– Да! Возможно, Паль знает, каков был на самом деле Штут. Тем более что Паль мог о чем-то догадываться. Не знаю, заметили ли вы, до какой степени Паль был сокрушен, выбит из колеи…

– Да, мы почувствовали это. Но в паре Паль – Штут, как нам представляется, главным, ведущим был Паль.

Она с презрением усмехнулась.

– Паль? Бедный Паль! Да он абсолютно не способен быть ведущим в чем-либо. Он… ну, я бы не сказала – дурак, ибо он далеко не глуп, но он… пустышка. Да, именно так: он пустышка! За пять лет, что он работает с Штутом, он утратил способность думать. За него всегда думал Штут.

– Выходит, без Штута Паль ничего больше не может?